Леди Грету Мак-Леод завсегдатаи музыкальных театров никогда не принимали однозначно. Публика победнее вела себя хамовато, но не по-хамски. Ее составляли люди, имевшие собственное мнение. Ярые поклонники Герши дрались с теми, кто ее недолюбливал, и она нередко уходила со сцены под сладостную музыку ожесточенных потасовок.
Моя дикарка принадлежала к миру, который, по словам Бедекера[29], «крайне неподходящ для дам». Верхнюю часть иерархической лестницы занимали такие мюзик-холлы Парижа, как «Фоли-Бержер», «Мулен-Руж» и «Олимпия». Мы еще не поднялись так высоко, хотя, если бы нам повезло в тот вечер, смогли бы сами выбирать один из них.
Искусство Герши мы оттачивали в «Café-Concerts», или «каф-кон», как мы их называли. Мы? Да, мы. Вы знаете, как вибрируют колокольни во время благовеста? Ритм создает не плавные переходы, а удары, реверберацию. Герши двигалась словно бы слыша звон своего рода невидимых колоколов. Ей было свойственно невероятное чувство ритма. Каким замечательным музыкантом-джазистом она могла бы стать! Прибавьте к этому подготовку, которую она получила в каком-то восточном храме, выступая в роли священной танцовщицы, баядеры. Итак, она обладала чувством ритма, поз, которые были элегантны и выразительны. Она не умела одного — создавать из них повествования. Она охотно рассказывала о себе. Что это было — воспоминания или вымысел? И я заставил ее рассказывать о себе своим телом.
Она умела придать этим рассказам такую выразительность. Заставляла вас самого делать выбор — верить или не верить.
Интерес, который она вызывала своим искусством, был весьма личного свойства. Это в значительной степени походило на интерес, возбуждаемый исполнителями баллад, которые заставляли плакать завсегдатаев кабаре. Если вы верили ее обещанию языческого рая, то влюблялись в нее. А насколько она была «хорошей», не имело значения.
Наибольший успех выпадал на ее долю в провинции, в таких городах, как Лион и Бордо, где жителей одолевает скука.
Мы оттачивали, отшлифовывали ее искусство, думая о блестящем будущем. Отрабатывался новый танец, посвященный богу Субраманье, требовавшему в жертву обнаженное женское тело.
Костюм ее был задуман таким образом, чтобы имитировать наготу, разумеется, не достигая ее в действительности. Не думаю, чтобы подобное сошло нам с рук. Но самый последний костюм был из почти прозрачной, хотя и двойной ткани.
Я снова посмотрел на зрителей. Меня охватило нервное волнение и неуверенность. Это они выскажут свое окончательное суждение. Oui или Non. Палец вверх или вниз. Могут даже… рассмеяться! Неожиданно у меня возникло желание схватить украшенный драгоценными камнями ятаган, лежавший сзади меня на полке, и наброситься на эту светскую чернь, кося ее, как пшеницу. Этих судей, обрекающих вас на успех или неудачу. Этих козлищ, надевших на себя шкуры львов.
Открылся занавес. У ног Шивы лежали четыре облаченные в черное молодые индусские танцовщицы, державшие в руках звезду. Откуда-то из-за зарослей папоротника доносились звуки экзотической музыки, «сочиненной любителем восточной экзотики Луи Ля-богом, который использовал мотивы, заимствованные им в арабских кварталах».
Мадам Дансени все еще шептала на ухо мадам Маллуа, в то время как корреспондент «Фигаро», откинувшись на спинку стула, сидел с закрытыми глазами. Мне захотелось швырнуть в зал несколько патронов динамита.
Наконец зрители удостоили своим вниманием первый танец, хотя получился он неважно. Герши нервничала, чувствовала некую скованность, а это все равно что смешать масло с водой. Даже томные движения гибкого ее тела казались какими-то неуверенными. Когда одна из танцовщиц споткнулась, мне захотелось схватить мою девочку за руку и убежать. Убежать в кафе, «каф-кон», где мы с ней получали такое удовольствие от выступлений.
Когда руки многоголовой гидры зааплодировали, я даже удивился. Мата Хари поступила умно, никак на это не отреагировав. Она осталась стоять на сцене у статуи Шивы, которому, судя по программе, был посвящен ритуальный танец. Аплодисменты продолжались.
Проходя мимо собравшихся, я наматывал на ус их замечания, весь превратившись в слух. «Свету» понравился ее костюм — яркая, украшенная шитьем юбка, косынка на бедрах, металлические, усыпанные камнями нагрудники, к которым была прикреплена доходившая до бедер накидка из плиссированной, прозрачной, как газ, ткани. «Провоцирующее одеяние», — заявил кто-то. Очень точное определение. Женщины обсуждали браслеты на кистях и плечах и пытались выяснить друг у друга, «настоящим» ли было ожерелье. Оно было настоящим и в то же время ненастоящим; искусно изготовленные сверкающие камни создавали впечатление подлинных: из опасения, что его могут похитить, настоящее ожерелье заменили этим.