— Да, вы это заслужили, Гийом. Все вы. Но только не штандарт — он мой, поэтому охраняй его как следует.
— Слушаюсь, монсеньор, — пообещал Гийом. — Ты был прав насчёт наёмников Исаака — бесполезный сброд. Никто не прольёт по ним слёз...
Но Ричард уже не слушал, так как заметил пересекающий поле боя отряд, окружающий кольцом человека на статном мышастом скакуне. Издав яростный клич и пришпорив коня, доблестно отозвавшегося на призыв, король устремился в погоню. Сначала казалось, что дистанция сокращается. Но после первого рывка жеребец стал сдавать, замедляя бег. Седок, понимая, что после проведённого в море месяца животное не в состоянии выдержать долгое преследование, сдался. Потрепав четвероногое по взмыленной шее, Ричард бросил проклятие вслед уносящемуся к спасению Исааку, скакун которого перебирал копытами с такой лёгкостью, что казался летящим над землёй.
Сир! — Граф Лестерский, скакавший за королём, теперь поравнялся с ним. — Это был император?
— Он, чтоб ему сгнить! — гневно бросил Ричард. — Если бы я раньше его заметил...
Лестер не думал, что королю, одержавшему две блистательные победы за сутки, стоит себя упрекать.
— Наши воины никогда не были счастливее, — заметил он, указывая на лагерь. — Такой богатой добычи у них ещё не было. Лошади, волы, коровы, овцы, козы, оружие, доспехи, вино, еда. И шатёр Исаака: золотая и серебряная посуда, роскошные одеяние, шёлковые простыни. Даже не подозревал, что Кипр так богат.
— Монсеньор! — Подоспели Балдуин де Бетюн и Морган.
Направляясь со стороны разграбленного шатра Исаака, они вели с собой человека, подталкивая его вперёд мечами. Подойдя к Ричарду, рыцари заставили пленника опуститься на колени.
— Этот вот называет себя магистром, одним из придворных чиновников Исаака, поэтому мы решили, что живой он стоит дороже мёртвого.
Ричард смерил заложника взглядом.
— По-французски он говорит?
— Немного, милорд король, — поспешно вставил пленник.
Не будучи намерен умирать за сбежавшего императора, он мог рассчитывать только на то, что найдёт общий язык с варварами и те сочтут его достаточно полезным, чтобы сохранить ему жизнь.
— Захватим его с собой, — распорядился Львиное Сердце и отрядил Лестера выяснить, какие потери понёс отряд.
Вокруг солдаты с энтузиазмом грабили лагерь. Король их радости не разделял — не в тот миг, когда шанс покончить с войной здесь и сейчас был так близок. Стоило догадаться, что Исаак окажется слишком труслив, чтобы сражаться как подобает мужчине.
— Эй, ты! — резко обратился он пленнику. — Знаешь императорского мышастого жеребца?
— Да, господин. — Грек энергично кивнул. — Это Фовель. Очень быстрый. Никто не догонит.
— Фовель, — повторил Ричард.
Исаак не заслуживает такого коня. Как не заслуживает и короны. И с Божьей помощью, скоро лишится и того и другого.
— Перестань ворочаться, ягнёночек. — Голос Беатрисы звучал приглушённо, потому как во рту она держала булавки и отмечала, где надо ушить платье Джоанны.
— Я по-прежнему считаю, что в этом нет нужды, — проворчала королева. — Я ведь уже иду на поправку и вскоре наверняка наберу прежний вес.
— А до этого будешь расхаживать в нарядах просторных, как шатёр? Я так не думаю, — заявила Беатриса с апломбом няньки, растившей Джоанну с колыбели.
Джоанна вздохнула, ощущая себя скорее непослушным ребёнком, чем взрослой женщиной, вдовой.
— Сдаётся мне, Беренгария, что нам стоит посетить сегодня вечером общественные бани, — сказала она, бросив лукавый взгляд на будущую невестку. — Донна Катарина, супруга венецианского купца, говорит, что здешние бани особенно соблазнительны, не хуже константинопольских: с благовонными маслами, бассейнами с горячей и холодной водой. Если твои дуэньи заупрямятся, я могла бы захватить Мариам.
Беренгария морщила лобик над пергаментом, стараясь сочинить письмо семье, которое было бы достаточно правдивым, но не вызвало бы у отца сердечный приступ — работа слишком тонкая, чтобы перепоручить её писцу Джоанны. Девушка вскинула голову, но быстро сообразила, что над ней подшучивают.
— Я начинаю склоняться к мнению, Джоанна, что дуэньи нужны скорее тебе, — хладнокровно ответила она. — Что до Мариам, то у неё на уме, сдаётся, нечто иное, чем общественные бани. Уши мне об этом говорят.
Через открытое окно со двора донёсся смех, и Джоанна не стала спорить.