Вдалеке на востоке виднелись сложенные из саманного кирпича здания. Щуря от безжалостного солнца глаза, Ричард пришёл к выводу, что это должна быть Треметуза. С её епископом он встречался в Фамагусте, и теперь удивлялся, с какой стати глухая деревушка сделалась центром православного епископства.
— Там есть монастырь, — сказал он Жофре. — Мы можем остановиться и отдохнуть немного.
Король придержал испанского жеребца, чтобы достать висящую на луке седла флягу, и поморщился, когда тёплая жидкость полилась в глотку.
— Твоя трезвая голова пришлась к месту вчера вечером, Жофре. Хоть я и не думаю, что кто-то стал оплакивать это сатанинское отродье, но сомневаюсь, что новый понтифик пришёл бы в восторг, отправь я в ад одного из епископов. Определённо, матушка меня бы не похвалила. В конце концов, ведь я просил её во всю прыть ехать в Рим с целью снискать расположение нового папы.
— Ну, «трезвая голова» едва не подвела меня немного позже, дядя. Когда Бове принялся укорять меня за то, что я поплыл с тобой, а не с Филиппом, я едва поборол искушение швырнуть его с борта галеры. — Жофре с усмешкой глянул на Ричарда. — Неприязнь к доброму епископу у нашей семьи, похоже, в крови. Дрюон де Мелло поделился, что мой отец едва не подрался с Бове под Акрой, когда прелат сказал ему, что такого сына, как я, впору стыдиться!
Но Ричард уже не слушал. Он пристально смотрел на открывающийся перед ними глубокий овраг.
— Планируй я подкараулить Исаака, то сделал бы это здесь, потому как та впадина представляет собой лучшее укрытие из всех, что нам до поры встречались. Как полагаешь, Исааку хватит ума понять это?
Не успели эти слова сорваться у него с языка, как до англичан донёсся так хорошо знакомый им звук — боевой клич войска, идущего в атаку.
— Кровь Христова! — выругался Ричард. — Я был так уверен, что этот трусливый пёс попытается ударить нам в спину! Поворачивай, Жофре!
В тот же миг король скрылся в облаке пыли, Жофре же стал отдавать приказы своему отряду.
К моменту, когда Ричард доскакал до авангарда, атаку уже отбили. Такому опытному воину, как Жоффруа де Лузиньян, не составляло труда держать войска в кулаке, и едва выбравшись из оврага, он бросил их против туркополов Исаака. Когда на сцене появился Ричард, отдельные схватки ещё имели место, но наступление Комнина выдохлось, и его легковооружённые всадники откатывались под натиском рыцарей.
Из хаоса поля боя взгляд Ричарда выхватил сполох пурпура — этот цвет имели право носить только византийские монархи. В обозначение своего ранга Исаак надевал поверх доспеха шёлковый сюрко, и теперь его багрянец служил английскому королю как маяк в ночи. Император был вооружён дамасским луком, и не будь король так одержим стремлением нагнать врага, он мог бы восхититься мастерством, с которым тот обращался с этим оружием, потому как немногие из латинян владели искусством стрельбы на скаку. Исаак гневно кричал, явно стремясь снова повести войско в бой, но вдруг почуял опасность и повернулся в седле, заметив устремившегося на него Ричарда.
Оказавшись на дистанции удара, англичанин привстал в стременах, нацелив копьё в грудь императору. Он находился слишком близко, чтобы промахнуться, поэтому оторопел, когда это всё же произошло. Исаак дёрнул поводья, и Фовель отозвался с грацией огромного кота, в какую-то долю секунды успев увернуться от опасности. Пока Ричард разворачивал коня, Комнин удалился почти на расстояние полёта стрелы. Император настолько не сомневался в превосходстве своего скакуна, что остановился и быстро выпустил одну за другой две стрелы. Первая впилась в щит короля, вторая пролетела над головой. Когда Ричард пришпорил коня, Исаак отпустил поводья, и мышастый скакун в очередной раз доказал, что не только проворен, но и быстр, с возмутительной лёгкостью опережая королевского жеребца.