Наконец королева уснула, но сон её не был спокойным, потому как муж ворочался и вздрагивал. В результате оба заспались поутру дольше обычного, и когда Джоанна открыла глаза, в опочивальне было уже светло. Вильгельм тоже пробуждался. Волосы упали ему на лоб, придав королю тот моложавый и бесшабашный облик, который ей так нравился. С него не сошёл ещё летний загар, и в местах, открытых жаркому сицилийскому солнцу, кожа его имела бронзовый оттенок. Супруг сел, и Джоанна поймала себя на мысли, что любуется игрой мускулов на его груди. По её телу разлилась тёплая волна желания, и она подумала, что куда счастливее тех бессчётных жён, что вынуждены делить ложе с мужчинами пузатыми, лысыми и дурно пахнущими. Вильгельм усвоил восточное пристрастие к омовению, и королева с наслаждением вдыхала аромат свежего, соблазнительного мужского пота.
— Господь да благословит тебя, о мустаз! — гортанно промолвила она, шутливо используя один из арабских его титулов, обратившийся между ними в интимную шутку, потому как титул означал «Блистательный». Подвинувшись ближе, Джоанна прижалась к мужу и скользнула ладонями по его животу, давая понять, что на уме у неё не только выразить восхищение, но и пробудить страсть.
Ответ ошеломил её.
— Не делай так! — рявкнул Вильгельм, сбросив руки жены. Когда он повернулся к ней, на его лице читалось страдание. — Ах, Джоанна, прости, дорогая. Я не хотел кричать на тебя. Но со вчерашнего дня живот не даёт покоя, и даже от легчайшего твоего прикосновения мне стало больно.
Джоанна не знала никого, кто был озабочен собственным здоровьем сильнее её мужа. По его настоянию, лекари постоянно жили во дворце, и стоило ему прослышать о приезде какого-нибудь известного врачевателя, он предпринимал все меры, чтобы тот остался на Сицилии и поступил к нему на службу. Поскольку болел Вильгельм редко, Джоанна привыкла смотреть на такое поведение как на забавную причуду. Ей припомнилось, что вечером муж жаловался на неприятные ощущения в желудке. Когда он признался, что плохо спал, а боль сместилась в правую нижнюю часть живота, молодая королева выказала подобающее жене сочувствие: пощупала мужу лоб и предложила незамедлительно посоветоваться с одним из лекарей.
— Нет, не стоит, — решил король. — Если не станет лучше, я позову Джамаль ад-Дина.
Он ещё раз извинился за грубость, подкрепив слова страстным поцелуем. Помирившись, супруги встали, чтобы встретить новый день.
Джоанна обещала показать Алисии Зизу, летний дворец, расположенный неподалёку, в обширном парке под названием Дженоард. Убедившись, что супруг показался главному своему врачу, Джамаль ад-Дину, она не видела причин не исполнить данное обещание. Сопровождаемые младшими из фрейлин и придворными рыцарями, они неспешно ехали по Виа Мармореа, кивая в ответ на приветственные крики рыночной толпы и бросая пригоршни медяков-фоллари ребятишкам, кидавшимся прямо под копыта.
Явная популярность Джоанны среди подданных сильно радовала Алисию. Девочка и без того была счастлива, потому как любимая сицилийская собака королевы ощенилась и одного из детёнышей обещали подарить Алисии. Всё утро юная француженка провела с учителем, поскольку Джоанна поставила перед ней задачу овладеть грамотой и счётом, и теперь ощущала себя выпорхнувшей из клетки птичкой. Девочка беспрестанно щебетала, указывала на все красоты, на каких останавливался её взгляд, и застенчиво зарумянилась, стоило госпоже похвалить то, как держится она в седле, ведь верховая езда тоже входила в программу обучения.
Джоанна с удовлетворением подмечала перемену, свершившуюся за минувшие месяцы: эта весёлая болтушка совершенно не походила на замкнутого, перепуганного ребёнка, представшего её взору в инфирмарии аббатства. По прибытии в Зизу, королева с удовольствием провела Алисию по знаменитой дворцовой зале, где мраморный фонтан каскадом изливался в канал, шедший через зал на улицу, в небольшой зеркальный пруд. Поражённая до глубины души, Алисия опустилась на колени, чтобы разглядеть мозаичных рыбок, которые казались живыми благодаря ряби, создаваемой скрытым насосом, и изобразила вежливое недоверие в ответ на рассказ Джоанны, что во время особо пышных пиров по ручью к ожидающим гостям спускают маленькие амфоры с вином.