Скажи это кто другой, Ричард бы расхохотался. Но он чувствовал, что София, после всего что пришлось ей испытать, заслуживает уважения. С его языка уже готов был сорваться скептический ответ, когда в голове у него мелькнула неприятная мысль. Помимо множества иных вин, Исаака клеймили развратителем девственниц. Взгляд Ричарда метнулся к Анне, такой юной и такой привлекательной. Обернувшись, он заметил, что Андре, Жоффруа и даже Ги разделяют с ним внезапное подозрение.
София тоже это заметила, и её тёмные глаза блеснули.
— Нет, — бросила императрица. — При всех своих грехах, в этом Исаак не повинен. Анна — его кровь, единственный чистый уголок его души. Он никогда не обошёлся бы с ней так. Да и я не допустила бы.
— И как бы ты ему помешала? — хмыкнул Ги.
— Перерезала глотку во сне, — отрезала она, и Лузиньян недоверчиво рассмеялся.
Но Ричард не присоединился к нему. Он не сомневался, то София поступила бы именно так, как говорит, и ощутил симпатию к этой проницательной, прямолинейной женщине, разумно посвятившей себя падчерице, а не мужу, который её преданности не заслуживал.
— Если ты и права, госпожа, это означает, что Исаака расстроит пленение дочери. Почему нам следует об этом знать?
— Потому что муж судит других по себе. Он придёт в ужас, потому как сочтёт, что вы обойдётесь с Анной так, как он сам обошёлся бы с дочерью врага. Вы вполне можете сыграть на его страхе.
На этот раз никто из присутствующих мужчин не смог скрыть недоверия. Они старательно избегали глядеть друг другу в глаза и уж тем более посмеяться над нелепым предположением, будто человек вроде Исаака способен пожертвовать своей драгоценной шкурой ради кого-либо на свете. Ричард предпочёл сменить тему, сообщив Софии, что её сводная сестра Мариам находится вместе с Джоанной в Лимасоле. Императрица явно обрадовалась, заметив, что Мариам, как ей стоило догадаться, не смогла бы устоять перед таким приключением. Время от времени она бросала взгляды на Анну и подбадривающе улыбалась. Та неизменно улыбалась в ответ, но никто из мужчин не брался предположить, о чём на самом деле думают сейчас их собеседницы.
Дедамур вскоре сдался, его гарнизон не горел желанием умирать в уже проигранной войне. Ричард брал в осаду Буффавенто, одной из самых труднодоступных горных крепостей Исаака, когда под флагом переговоров прибыл посол. К крайнему удивлению всех, за исключением Софии, император изъявил готовность сдаться на милость английского короля при условии, что тот даст гарантии безопасности его дочери. Комнин просил лишь о том, чтобы его монарший титул уважили и не заковывали в железо как простого преступника.
В бывшем императорском замке Дедамур на капитуляцию Исаака собралась поглазеть огромная толпа. По сравнению с прежним его появлением трудно было вообразить контраст более драматический. Император ехал в окружении жидкого кружка сторонников, был облачён в траурные цвета, волосы и борода спутаны, на пальцах нет дорогих перстней, голова непокрыта. Спешившись, он преклонил колено перед Ричардом и заговорил хриплым голосом, не поднимая глаз всё время, пока толмач переводил просьбу о милосердии.
Киприоты разразились проклятиями и воплями, когда Ричард позволил Исааку подняться вместо того, чтобы заставить ползать в пыли, как он того заслуживал. Угрозы летели вслед Исааку, которого под конвоем английских воинов повели в замок. Этот яростный вердикт ненавистному правлению Комнина навёл Ричарда на мысль, что на самом деле Исаак мог сдаться, потому как представлял свою судьбу в том случае, если бы оказался в плену у собственных подданных.
Однако циничная догадка не подтвердилась. Едва делегация вошла в большой зал, Ричард дал Исааку знак сесть рядом с ним на помосте, после чего привели Анну, дабы показать, что ей не причинили вреда. Император поразил всех присутствующих, ударившись при виде дочери в слёзы. Он вскочил и поспешил к ней, обнял Анну с такой радостью и таким облегчением, что у свидетелей не осталось больше сомнений в искренней привязанности тирана к своему чаду.
Обменявшись с Андре озадаченным взглядом, Ричард пожал плечами.
— Насколько известно, даже волки заботятся о своих детёнышах, — сказал он.
Андре кивнул, так как эти слова ничуть не хуже прочих могли послужить объяснением к неожиданному и маловероятному финалу их кипрской кампании.
Джоанна с детства пыталась отогнать страхи и заботы тем, что стыдила себя за слабость поддаться им. По прибытии в Фамагусту она снова прибегла к этому способу, мысленно составляя список событий, за которые следует быть благодарной. Глядя на залитый солнцем двор резиденции архиепископа Кипрского, она добавила в этот список воссоединение сестёр, потому как Мариам и София явно очень обрадовались встрече. Анна сидела рядом с ними на мраморной скамье, и вид девочки всколыхнул в Джоанне материнский инстинкт. Спасение Анны тоже являлось причиной благодарить Бога. Джоанна не сомневалась, что дочери Исаака будет лучше вдали от его пагубного влияния, и собиралась приложить все силы, чтобы ввести Анну в новый мир.