Ёрзая в кресле, он свирепо покосился на остальных гостей нонанкурского солара и подумал, что предпочёл бы оказаться в барсучьей норе, чем в обществе этой беспутной троицы. Гийом Лоншан был некоторое время клерком у Жоффа, но, разглядев удобный шанс, переметнулся на службу к Ричарду и был щедро вознаграждён, когда тот стал королём. Теперь Гийом и епископ Даремский являлись совместными юстициарами, на которых возлагалось управление Англией на период длительного пребывания Ричарда в Утремере, и Жофф полагал, что только милосердному Господу под силу спасти родную страну от гибели. С этой парой гордецов у руля и глазом моргнуть не успеешь, как государственный корабль наскочит на рифы.
Если Лоншана Жофф недолюбливал, то Гуго де Пюизе, епископа Даремского, просто ненавидел, поскольку тот мешал ему снискать королевский фавор. После ссоры из-за назначения племянника Гуго казначеем Йорка, Ричард захватил замки и епископальные владения Жоффа, и за их возвращение архиепископу пришлось пообещать две тысячи фунтов. Однако епископ Даремский не сложил с себя опеку над этими землями, тем самым лишив Жоффа возможности собирать с них доходы и уплатить означенную сумму. Тогда Ричард снова конфисковал владения и увеличил пеню, отмахнувшись от попыток Жоффа переложить вину на Гуго де Пюизе.
Поэтому Жофф открыто признавался в отсутствие симпатии к Лоншану и вражде к епископу Даремскому. Но даже коварство де Пюизе меркло по сравнению с грехами другого сводного брата Жоффа — Джона, графа Мортенского, который предал умирающего отца, сломив дух Генриха и разбив ему сердце. Взгляд Жоффа холодно скользнул мимо низкорослого канцлера и высокого, стройного епископа и впился как кинжал в стоящего у окна молодого человека.
Джон чувствовал, как глаза Жоффа сверлят ему спину, и по щекам его заходили желваки, а кулаки сжимались и разжимались по мере того, как молодой человек старался обуздать гнев. Довольно с него высокомерных порицаний Жоффа, он смертельно устал от того, что с ним обращаются так, будто с носителем каиновой печати. Он всего лишь поступил так, как поступало до него бесчисленное множество людей — спрыгнул с тонущего корабля. Он никогда не воевал против отца, как делали это Хэл, Жоффруа и Ричард. Это не он стащил больного отца с постели, чтобы подвергнуть унизительной капитуляции в Коломбьере — в этом повинны Филипп и Ричард. Он был предан родителю почти до последней минуты, а этого не один из его братьев не может о себе сказать. Да, Жофф тоже хранил верность, но разве у него имелся выбор? Жофф ведь бастард короля, целиком зависимый от человека, прижившего его в результате интрижки с потаскухой.
Джон чувствовал жар, подкативший к лицу. Как нечестно! Да, он заключил тайный мир с Ричардом и французским королём, но против своей воли. Он не бросал отца до той минуты, пока волны не начали захлёстывать палубу. Наверняка ведь Генрих не хотел, чтобы они оба пошли ко дну. И недели, последовавшие за смертью папы, доказывали справедливость выбора, потому как Ричард радушно принял его, выказав щедрость, на какую никто не мог рассчитывать, потому как обычно братья обращались с ним либо с безразличием, либо с пренебрежением. На одиннадцать, девять и восемь лет младше Хэла, Ричарда и Жоффруа соответственно и на пятнадцать моложе Жоффа, он всегда ощущал себя подменышем, лишним, Джоном Безземельным. Но когда Ричард стал королём, Джон получил то, что причитается ему по праву. Он женился наконец на богатой наследнице Хавизе Глостерской. Отец обещал устроить этот брак, но всё время оттягивал. Ему пожаловали обширные владения в шести английских графствах, доходы с этих земель составляли четыре тысячи фунтов в год. Он обрёл вес, перестал быть незаметным младшим братом. И стал наследником английского трона.