Генрих потребовал от Ричарда передать Аквитанию Джону, обосновывая это тем, что, став наследником империи, Ричард не нуждается в герцогстве. Но Ричард любил Аквитанию так же сильно, как заточенную мать, и никогда не простил отцу попытку обездолить его.
Подобную ошибку совершил король и в отношениях с Жоффруа, продолжая удерживать большую часть приданого его бретонской супруги в надежде обеспечить тем самым послушание сына. Вместо этого он только подтолкнул Жоффруа к мятежу. Герцог объединился с Филиппом, молодым французским королём, но погиб во время турнира под Парижем.
У короля, похвалявшеюся некогда избытком сыновей, осталось теперь только два. Поскольку он упорно отказывался провозгласить Ричарда преемником, тот начал подозревать, что его замышляют лишить наследства в пользу Джона. Пойдя по стопам Хэла и Жоффруа, Ричард обратился за помощью к французскому монарху. Неизбежным итогом стала война. К тому времени Генрих болел, да и не имел желания сражаться с собственным сыном. Но Ричард больше не доверял ему и вынудил Генриха пойти на унизительную капитуляцию. Однако худшее было ещё впереди. Лёжа на одре болезни в замке Шинон, Генрих узнал, что Джон, сын, ради которого он пожертвовал столь многим, предал его, заключив сепаратный мир с Ричардом и королём Филиппом. Два дня спустя Генрих умер, восклицая: «Позор побеждённому королю!» Очень немногие скорбели о нём. По обычаю времени, все взоры уже повернулись от заходящего солнца к солнцу восходящему, к человеку, прославленному как один из лучших полководцев всего христианского мира. К Ричарду, первому королю Англии под этим именем со времени норманнского завоевания.
ГЛАВА I
Борт галеры «Сан-Никколо»
Июль 1189 г.
Алисия была напугана задолго до того, как столкнулась со смертью в Мессинском проливе. Страх обуял её с весны, когда она потеряла отца и единственный дом, который знала. Даже приезд Арно не уменьшил тревоги, поскольку брат едва ли мог позаботиться о младшей сестре. Арно был воином-монахом, одним из братьев рыцарского ордена, известного как орден тамплиеров, и возвращался в Утремер, чтобы сражаться за освобождение священного города Иерусалима от неверных, называвшихся сарацинами или турками. Не имея возможности ни устроить Алисию, ни бросить её, Арно вынужден был взять её с собой. Девочка была благодарна, но и смущена, потому как не знала, чего ожидать ей в Святой земле, и подозревала, что брат тоже этого не знает. Но поскольку он был единственной её опорой, то, покидая Францию, ей оставалось уповать лишь на него да на Бога.
Поездка по суше непривычной к путешествиям девочке далась нелегко. Однако Арно старался развлекать её, и его собратья-тамплиеры берегли спутницу от тягот дороги, поэтому ко времени приезда в Геную страх Алисии начал отступать.
Но он вернулся, стоило ей ступить на мокрую, скрипучую палубу «Сан-Никколо».
Арно был рад, что им предстоит плыть на галере. Он пояснил Алисии, что галере не грозит штиль, в отличие от нефов и бусов, вынужденных полагаться исключительно на паруса, и указал на два ряда вёсел по бортам судна. Алисия же видела только, как низко сидит оно в воде, и перестала тревожиться насчёт жизни в Утремере, поскольку пришла к убеждению, что не переживёт путешествия по морю.
Морская болезнь навалилась на неё даже прежде, чем из виду скрылся генуэзский маяк. Целый день она беспомощно корчилась в отведённом ей на палубе закутке — Арно наказал сестре не смешиваться с другими пассажирами — и пыталась унять тошноту, грызя двойной выпечки корабельный сухарь. В отличие от других пассажиров, запасшихся едой, Арно не взял с собой ничего, потому как всерьёз воспринимал клятву тамплиера о бедности, послушании и воздержании. Ночью всё становилось хуже, и Алисия со страхом наблюдала за тем, как солнце садится в море за кормой. Спала она плохо, и постоянно просыпалась от постанывания и скрипа деревянного набора корпуса, от плеска волны о борт, от храпа соседей, а также от возни невидимых в темноте крыс и мышей. Каждый пассажир прихватил с собой по глиняному ночному горшку, и с каждым вдохом до девушки доносился смрад мочи, рвоты и пота. Долгие часы лежала она без сна, расчёсывая блошиные укусы и глотая слёзы, наворачивающиеся на глаза при воспоминании о привычной и уютной жизни, которую некогда вела. Ей хотелось обрести утешение в объятьях брата, но тамплиерам запрещалось прикасаться к женщинам, даже если это их матери или сёстры.