Алиенора понимала беспокойство Ричарда насчёт утраты опоры в Сицилии, но в данный момент её заботила судьба дочери.
— Даже если Генрих виновен в пропаже папского курьера, это не объясняет отсутствие вестей от Джоанны, — заметила она. — Мне не нравится это молчание, Ричард. Совсем не нравится.
Ричард заколебался, но он никогда не лгал матери и не собирался начинать теперь.
— Мне оно тоже не нравится, матушка.
Джон клял себя за то, что не уделял должного внимания итальянским и германским делам. И дал себе зарок исправиться в будущем, ибо понимал, что знание — сила. Как ни претило ему обнаруживать своё невежество, особенно перед Алиенорой и Ричардом, беспокойство за Джоанну превозмогло гордость.
— Так, по твоему мнению, Генрих, едва узнав о смерти Вильгельма, мог отправиться с войском в Италию? Но как он будет обходиться с Джоанной? — И быстро добавил: — У него ведь нет причин питать расположение к нашей семье.
Ему не хотелось дать родным повод думать, что он не осведомлён о враждебных отношениях между анжуйским домом и Гогенштауфенами — этом политическом соперничестве, принявшим личный оттенок с той поры, как Генрих Английский выдал свою дочь Тильду за герцога Саксонского, самого непокорного из вассалов императора Фридриха.
Утешить его попыталась мать.
— Жена Генриха до своего замужества была очень близка с Джоанной. Впрочем, насколько я наслышана про Генриха, его сложно представить любящим супругом.
Это меткое замечание вызвало у Ричарда улыбку.
— Вовсе не факт, что Генрих возьмёт верх, — заметил он. — Сицилийцев вполне резонно не радует перспектива заполучить немецкого хозяина, и папа пишет, что некоторые из лордов Вильгельма поспешили выдвинуть претензии на его корону.
Это сообщение было встречено молчанием — они взвешивали, как это может отразиться на Джоанне.
— Получается, Джоанна могла оказаться посреди войны? — озвучил наконец Джон мысль, витавшую у всех в голове.
— Да, — неохотно признала Алиенора. — Этим вполне может объясняться отсутствие вестей от неё.
Было совершенно естественно, что она испытывала страх за жизнь сына-воина в далёком Утремере, стране, сотрясаемой войной. Но откуда могла королева предвидеть опасность, подстерегавшую её дочь, правившую солнечным островным раем? Судя по всему, у Господа весьма извращённое чувство юмора.
ГЛАВА VII
Шинон, Турень
Июнь 1190 г.
Сын графа Першского отвёз юную супругу в замок Шинон, чтобы та могла побыть с бабушкой и попрощаться с дядей Ричардом до его отъезда в Святую землю. Жофре и Рихенца прибыли в Шинон в середине месяца. Три дня спустя туда пожаловал Ричард с большой свитой из баронов, рыцарей и епископов. Король возвращался из успешного похода в южные свои владения, призванного наказать сеньора Шиса, беспутного вассала, грабившего паломников на пути к испанской святыне Сантьяго-де-Компостела.
На следующее утро Жофре застал английского государя за неофициальным собранием двора в большом зале. Люди явно пребывали в хорошем настроении — он от самого порога слышал громкий смех. Ричард вёл оживлённый спор с молодым человеком, внешность которого показалась Жофре смутно знакомой. Подойдя поближе, он узнал валлийского кузена короля, Моргана ап Ранульфа. Неприметно вклинившись в кружок слушателей, Жофре поинтересовался у ещё одного королевского родича, пуатуского лорда Андре де Шовиньи, в чём дело. Морган нахваливает искусство валлийских лучников, сообщил Андре, и в голосе его слышалось такое же сомнение, какое читалось на лице у Ричарда.
— Так ты говоришь, стрела пробивает дубовую дверь в четыре пальца толщиной? — Король с усмешкой покачал головой. — И почему мне это кажется таким невероятным, а, Морган?
— Потому что ты не валлиец, — невозмутимо парировал Морган. — Если сомневаешься во мне, милорд, то спроси у любого из твоих баронов Марки. Попроси владетеля Брекона Вильгельма де Браоза, рассказать, что случилось с одним из его рыцарей во время стычки с валлийцами. В него попала стрела, пробившая кольчугу, бедро и пригвоздившая к седлу. А когда рыцарь развернул коня, вторая стрела пришпилила ему и другую ногу!