Вдох и выыыыдох.
Теперь нужно спросить: «Кто я?»
Я — обиженный человек. Нет, не так. Я — обида. Я обижен на Давида Роте, который так легко переиграл меня, прогнул под себя, заставил подчиниться. Я обижен на себя — за то, что так легко дал себя переиграть, за то, что так легко подчинился.
Вдох и выыыыдох. Улетай, обида.
Кто я?
Я — обиженный мальчик. Мальчик, которого все считали чудаком: учителя, родители, сверстники. Потому что много читает, потому что много думает, потому что хочет странного. Хочет, чтобы все вокруг было по-другому, а как по-другому, не знает. Не обыденно. Не карьера-дом-семья. А что-то особенное, настоящее, не зависящее от чужих оценок. Чтобы было такое ощущение — когда попадаешь в точку. Когда видишь истину и чувствуешь ее. Без всяких социальных танцев и манипуляций. Как в игре «жарко — холодно». Хочет обжечься.
Вдох и выыыыдох. Улетай, одиночество.
Кто я?
Я — человек мечты. Я хочу найти истину там, где все словно соткано из обмана, иллюзий и противоречий. Я пытаюсь помочь людям понять себя, понять, чего они хотят на самом деле. Я пытаюсь показать им, что им не обязательно уродовать себя, чтобы жить в ладу с другими и не обязательно воевать против всех, чтобы сохранить себя. Я человек, который дарит другим свободу, даже если они поначалу не знают, как ею распорядиться. Я — человек, который помогает другим найти свой путь.
Вдох и выыыыдох. Улетай, отчаяние.
Кто я?
Я — человек Зоны. Я живу здесь, в причудливом мире. Я принял его прихотливые законы. Я согласен, что игра всегда будет нечестной. Я надеюсь, что мне удастся достичь истины, сколь бы нечеловеческой она ни была. Я готов заплатить, готов отказаться от всего, собственно я ничем и не дорожу.
Вдох и выыыыдох. Улетай, усталость.
Кто я?
Я — человек света. Я не притушил тот внутренний свет, что дан каждому от рождения. Я не затоптал его, не дал затоптать другим. Я верю, что мой внутренний свет питается Истиной. И я готов беречь его. Есть у нас в Зоне одно странное предание. Будто где-то там, за Саркофагом, за Третьим и Вторым энергоблоками, поселилась еще одна группировка — «Солнцестояние», заключившая союз с Сердцем Зоны. И будто в те минуты, когда тучи над Зоной расходятся и светит солнце, к Избранным приходят агенты «Солнцестояния», и если их попросить, они исполнят твое желание. Роте в это не верит. Говорит, сказочки вроде эльфов. Но тут ты ошибаешься, господин генерал. Именно что вроде эльфов. Спроси у любого ирландца: верит ли он в эльфов? Он тебя сразу обругает и к черту пошлет, именно потому что верит. И считает, что лишний раз о них говорить — беду накликать. Потому что не след говорить о них нашим человеческим языком. Вот и «Солнцестояние» есть. Потому что если в Зоне столько тьмы, то под этой тьмой должен скрываться свет. И когда-нибудь они поймут, что я достоин, что я Избранный. Они придут ко мне и спросят, чего я хочу. И я скажу: «Возьмите меня с собой. Дайте мне увидеть истинный свет».
Вдох и вы-ы-ыдох. Улетай, тьма.
Кто я?..
И тут комнату залил яркий солнечный свет. Гоголь с внутренним трепетом, но без удивления смотрел, как из лучей соткался светящийся силуэт.
— Здравствуйте, Александр Сергеевич, — сказал незнакомец. — Я пришел к вам от «Солнцестояния».
Глава 3
Играть заставил всех графей и герцогей, вальтей и дамов в потрясающий крокей…
— А теперь идите ко мне, — позвал незнакомый сталкер. — Только осторожно. Постарайтесь не намочить ноги. Не стоит этого делать без крайней необходимости. А особенно — если еще не знаешь, на что идешь. Лучше всего просто перескочить ручеек. Помните, как было у Алисы в Зазеркалье? Перескочил ручеек, и ты уже на другой горизонтали. Из пешки — в ферзи.
Виктор и Ким недоуменно переглянулись, но ручеек послушно перескочили.
— Вот и молодцы, — обрадовался сталкер. — Теперь пошли со мной. Я вас, как Баба-Яга, накормлю-напою. В баньке, правда, не попарю — времени нет. Но умыться дам.
— Вы его знаете? — тихо спросила Ким, пока они поднимались по склону.
— Нет. — Плюмбум неуверенно покачал головой.
— Тогда почему он сказал: «Я уж думал, вы до меня никогда не доберетесь»? — допытывалась въедливая шведская профессорша.
— А разве он это не вам сказал? — попытался выкрутиться Виктор.
— Нет. Я точно знаю, что никогда его не видела. А вот в вас не уверена.
— Я не знаю… Что-то было вроде… Очень давно… Не помню толком. Еще утром я сказал бы: точно ничего не было. А теперь не уверен…