Ричарду сказали, что Филипп дал своему лучшему требюше имя «Плохой Сосед», и он пошутил, что этот следует назвать «Сосед Хуже Некуда», и расхохотался, когда солдаты предложили другие, менее приличные варианты.
Затем делегация отправилась инспектировать огромную башню, строящуюся для приступа к стенам. На расходы Ричард не скупился, и по завершении башня должна была вырасти до ста футов в высоту, иметь три этажа, внутренние лестницы, а также колеса, укрытые от стрел кожухами из вымоченных в уксусе бычьих шкур. Со временем Ричарду удалось отвести Генриха в сторонку, чтобы перемолвиться с глазу на глаз, насколько это возможно, конечно, в окружении многотысячной толпы.
— Расскажи мне про Саладина, — потребовал король.
Граф повиновался, подтвердив общепринятую точку зрения, что султан, пусть и неверный язычник, является тем не менее человеком чести. В качестве доказательства он привел хорошо известную историю о благородстве Саладина. Повелитель Наблуса Балиан д’Ибелин был в числе немногих не попавших в плен под Хаттином, так как сумел мечом проложить себе путь на свободу. Его жена и дети укрылись в Иерусалиме. Когда Саладин осадил Святой Город, Балиан попросил у него охранную грамоту с разрешением забрать свою семью. Султан дал согласие при условии, что рыцарь пробудет в городе всего одну ночь. Однако стоило д’Ибелину миновать ворота, его окружила толпа, умоляющая возглавить оборону, потому как в городе не осталось ни одного из знатных лордов. Балиан почел за честь остаться и защищать Иерусалим, но он стыдился нарушенной клятвы и написал Саладину письмо с объяснением причин. Султан не только простил Балиана, но даже выделил эскорт, сопроводивший жену, детей и домашних рыцаря в безопасный Тир.
Генриху Балиан очень нравился, и его подмывало искушение поведать Ричарду об успешной попытке друга спасти горожан. Рыцарь сумел убедить Саладина не подвергать город кровавой резне вроде той, что произошла при взятии Иерусалима крестоносцами в 1099 году. Однако д’Ибелин числился среди союзников Конрада Монферратского и уже поэтому выглядел подозрительно в глазах Ричарда. Поэтому Генрих предпочел обратиться к делам менее давним.
— Нашим оборонительным рвам удается до поры сдерживать натиск войск Саладина, но, к сожалению, не воров, — сказал он. — Неохраняемые палатки — неодолимый соблазн, и недели две назад у одной из женщин был похищен ребенок. Бедняжка впала в отчаяние и в слезах пришла к нам. Помочь мы, разумеется, едва ли могли, поэтому я сказал, что у Саладина доброе сердце, и разрешил покинуть лагерь и обратиться к нему за помощью. Драгоман проводил ее до сарацинских позиций и перевел смысл мольбы. Тронутые, возможно, ее слезами, воины провели женщину к Саладину. Выслушав рассказ, султан послал людей на поиски ребенка. Узнав, что тот был продан на местном рынке, он распорядился выкупить ее у обладателя за уплаченную им цену и лично вручил дитя матери, а затем проследил, чтобы та благополучно вернулась в наш лагерь.
— Воистину достойный враг, — одобрительно промолвил Ричард.
Они постояли близ осадной башни, спутники, повинуясь приказу государя, держались на почтительном расстоянии Вскинув руку, чтобы привлечь их внимание, король положил другую племяннику на плечо.
— Я хочу передать послание Саладину. Можешь организовать это?
Его порадовало, что Генрих просто кивнул, не выразив удивления, потому как Филипп отреагировал так, будто ему предлагали сделку с самим дьяволом.
— Хорошо, — продолжил Ричард. — Можешь порекомендовать переводчика? Кого-то, кому можно полностью доверять?
— Ну, Балиан немного говорит по-арабски, но боюсь, дружба с Конрадом делает его неподходящим, — уныло заявил Генрих. — Предложу обратиться к Онфруа де Торону — арабский он знает превосходно, а лояльность его вне подозрений. Осмелюсь предположить, что Монферрата он ненавидит сильнее, чем сам Ги де Лузиньян.