Хоть спать Генрих и не собирался, но вскоре погрузился в пограничное состояние между дремой и бодрствованием, и хотя не запомнил ни одного из сновидений, знал, что те не были приятными. У него не было представления, сколько времени прошло до того момента, когда, открыв глаза, он увидел склонившегося над ним Лукаса, пришедшего сказать, что архиепископ желает как можно скорее переговорить с графом.
Еще сонный, Генрих проковылял к столу, где для него приготовили таз и полотенце. Сполоснув лицо холодной водой, он только пожал плечами в ответ на горестное признание Лукаса, что тот нигде не может найти гребень. Граф гордился отсутствием в себе тщеславия, хотя Джоанна заметила однажды, что только красавцы могут позволить себе быть равнодушными к своему облику. Припомнив меткое замечание тети, молодой человек улыбнулся. Она безусловно была права: Генрих унаследовал свою долю красоты от бабушки Алиеноры и с детских лет наслаждался преимуществами особы не только высокого рода, но и приятной наружности. Но ему хотелось выглядеть опрятным при встрече с леди Изабеллой, и граф старательно приглаживал светлые кудри ладонью, когда услышал стук в дверь.
— Лукас, скажи, что я уже спускаюсь.
Негромкий возглас удивления из уст сквайра заставил графа, не успевшего еще прицепить к поясу ножны, обернуться. Юнец живо отошел в сторону и склонился в поклоне перед архиепископом Тирским, вошедшим в комнату в сопровождении Балиана и еще доброй дюжины лордов. Генрих сразу узнал на редкость уродливую физиономию и умные темные глаза Рено Гарнье, лорда Сидонского, одного из самых влиятельных баронов королевства. Рядом с Рено стояли двое, которых граф запомнил с предыдущего визита: Эмар де Лерон, ставший благодаря недавно заключенному браку лордом Цезареи, и Роард, сын недавно почившего Пагана, лорда Хайфы. Чуть далее располагались Ансальдо Бонвичино, канцлер Конрада, Ато из Валентии, кастелян цитадели, Гильельмо Буроне и Бонифацио де Флессио — наиболее влиятельные члены местной генуэзской общины. Присутствовали также несколько епископов и людей, неизвестных Генриху.
— Что за срочное дело, которое не могло подождать, пока я не спущусь в большой зал? — спросил граф после обмена приветствиями.
— Нужда наша более чем срочная, милорд граф. — Архиепископ Жосций явно был избран в качестве парламентера. Подойдя ближе, он взял Генриха за руку и продолжил густым, зычным голосом, приберегаемым для проповедей с кафедры: — Мы пришли предложить тебе корону, невесту и королевство.
Генрих отскочил на шаг и с прищуром посмотрел на пришедших. Но обратился к Балиану:
— Так вот зачем ты звал меня в Тир? Ты знал, что так может получиться?
Балиан не выразил смущения, не пытался и оправдываться.
— Я лгал, Генрих, когда говорил, что ты нужен здесь. Но признаюсь, мной руководила надежда, что народ примет тебя, и за это я извиняться не собираюсь. Мы не можем позволить себе роскоши оплакивать Конрада, и в этом я тоже себя не виню, поскольку на кону выживание нашего государства.
— Изабелла тоже не будет соблюдать траур? Известно ли ей о ваших планах выдать ее замуж спустя несколько дней после похорон супруга?
Д’Ибелин одарил Генриха странной улыбкой, в которой выразились одновременно печаль, симпатия и несокрушимая воля.
— Она знает, — ответил он.
Генрих сердито тряхнул головой, потому как гнев был самой безобидной из обуревающих его эмоций.
— Почему ты не был честен со мной, Балиан? Почему не сказал, что ваша компания сочла меня приемлемым претендентом на руку Изабеллы?
— А скажи он, ты приехал бы? — спросил архиепископ. — Нам требовался шанс поговорить с тобой, убедить, что ты не просто «приемлемый претендент». Ты — единственный, кого смогли мы подыскать. Единственный, устраивающий всех нас. Ты человек мужественный и здравомыслящий, знатного рода и...
Прелата не принято прерывать, но канцлера Конрада возмущало, что разговор никак не дойдет до сути дела.
— Все это замечательно, — буркнул Ансальдо Бонвичино. — Да, люди тебя уважают, граф Генрих, и ты доказал свою доблесть на поле боя, поэтому тебе можно доверить вести армию. Ты — племянник двух королей, единственный, кто способен заручиться поддержкой и англичан, и французов. Тебя знают как любимчика Ричарда, но ты также в хороших отношениях с герцогом Бургундским, так как являешься сыном сестры Филиппа. Даже заключив с Саладином мир, мы не перестанем нуждаться в поддержке других христианских держав, в деньгах и людях. И у нас куда больше шансов рассчитывать на нее, если править нами будешь именно ты.