— Ну? — спросил он нетерпеливо. — Встретился ты с английским королем?
Генриху не хватило духу и дальше томить их, и он озвучил то, чего им так отчаянно хотелось услышать — согласие Ричарда. Пулены были слишком опытными дипломатами, чтобы выдать силу охватившего их облегчения. Его можно было прочитать лишь по едва приметным знакам: менее напряженной позе, легкому выдоху задержанного в груди воздуха. У всех, кроме Ансальдо.
— Хвала Всевышнему! — горячо и прямолинейно возгласил он.
Это сломало лед, и вскоре Генриха обступили рыцари, каноники, капелланы и слуги. Все норовили подобраться поближе, чтобы стать участниками столь значимого момента в истории их государства.
Генрих принимал поздравления, добрые пожелания и изъявления благодарности, и прошло некоторое время, прежде чем ему удалось попросить архиепископа направить гонца в замок.
— Прошу, передай мои наилучшие пожелания маркизе и спроси, могу ли я навестить ее поутру.
Чувствуя, что исполнил долг, граф признался, что устал с дороги, и был препровожден в свою опочивальню лично архиепископом.
Уединение являлось диковиной в их мире, и Генрих сознавал, что для короля эта роскошь еще более недоступна. Эта ночь может оказаться последней, когда он способен избавиться от постоянной опеки, побыть наедине со своими мыслями. Отослав оруженосца в большой зал поужинать, молодой человек присел на край постели. Ложиться спать было еще рано, а выразив только что усталость, будет неудобно просить архиепископа одолжить какую-нибудь книгу. В итоге, ему пришла в голову блестящая мысль, и, тихо открыв дверь, он поднялся по лестнице на крышу.
Как граф и ожидал, тут оказался своего рода высотный сад со скамейками, пышными цветущими растениями и даже увитой листьями сводчатой веранды, обеспечивающей укрытие от солнца. Сев на скамью, он воззрился на небо. Луна находилась в последней четверти, и крыша купалась в серебристом свете. Святая земля, казалось, была наделена сверх обычной доли звездами, этими далекими, холодными огнями, «предлагающими человечеству единственный земной наш проблеск вечности». Мысль принадлежала не Генриху, а была почерпнута из наставлений учителя детских лет. Много лет не думал он про мастера Роланда, но воспоминания о Шампани легко всплывали на поверхность в ту ночь.
Вскоре граф встал и начал прохаживаться. Взгляд его уловил вспышку цвета, и приглядевшись, он заметил желтый треугольный парус. Некоторое время он смотрел вслед удаляющемуся судну, гадая о месте его назначения. Направляется оно на Кипр, в новое королевство Ги де Лузиньяна? Или в сказочный Константинополь? А может, даже во Францию?
Через два месяца, если Бот даст, корабль бросит якорь в марсельской гавани. Генрих старался вспомнить, сколько миль отделяют Марсель от его столицы Труа, когда за спиной у него хлопнула дверь.
— Милорд граф, мы так волновались! Не могли представить, куда ты исчез.
Спешащий к нему мужчина был смутно знаком, и через секунду Генрих узнал стюарда архиепископа Жосция. Обычно сдержанный характер графа сильно пострадал за минувшую неделю, и он открыл уже рот, чтобы посоветовать стюарду убираться, но не успел.
— Мне так жаль беспокоить тебя, милорд, но к тебе посетитель!
— В такой час? — Брови Генриха вскинулись. — Скажи, что я отошел ко сну и предложи зайти завтра.
— Но... мой господин, это королева!
Генрих пробормотал себе под нос весьма грубое слово, поскольку последней особой, которую хотелось ему сейчас видеть, была своевольная супруга Балиана. Минуло почти двадцать лет с тех пор, как смерть короля Альмарика оставила Марию Комнин юной вдовой, но граф не сомневался, что она и до сих пор уверена, что на ее прелестной темноволосой головке с полным правом красуется корона. Губы его сложились с тугую линию, и он хотел уже сказать, что его приказ остается неизменным. Но вовремя припомнил, что Мария станет скоро его тещей.
— Разумеется, я приму королеву Марию, — промолвил молодой человек, покорно вздохнув. — Скажи ей, что...
— Нет, милорд. Это леди Изабелла!
При прочих обстоятельствах ужас стюарда мог показаться комичным — было очевидно, что, по его мнению, поступок Изабеллы является вопиющим нарушением этикета. Генрих надеялся отсрочить эту встречу до утра, но провал плана не сильно удивил его — похоже, это обещает стать привычным порядком новой жизни в Утремере.
— Передай маркизе, что я немедленно спущусь в зал.