Люди вокруг Генриха повалились наземь. Скоро они займутся ранеными, избавят от мучений павших лошадей, станут обыскивать тела убитых сарацин в поисках поживы, есть и пить, не забывая в очередной раз заклеймить врага за те разбитые бочонки с вином. Но пока им хотелось только дать отдых усталым членам и возблагодарить Бога и короля за победу еще более чудесную, чем успешная высадка на берег Яффы четыре дня тому назад.
Генриху тоже хотелось скинуть с себя груз ответственности и просто насладиться избавлением. В компании Моргана и еще нескольких рыцарей граф расположился на примятой траве, угощаясь вином из фляги и пытаясь заставить себя заняться делом. В разговоре постоянно всплывала битва, люди восхищались устроенной Ричардом демонстрации храбрости и тем, что остались живы. Собеседники громко рассмеялись, когда Генрих стал строить предположения о том, как отреагируют французы, узнав, что английский король отстоял Яффу без их помощи. Но никто не сдвинулся с места до тех пор, пока не прискакали Ричард и Андре.
Соскользнув с седла, Ричард сделал шаг, зашатался и повалился на землю. Когда Генрих протянул ему флягу, король стал пить так, будто никак не мог утолить жажду. Затем снял шлем и вылил остатки воды на голову. На лице его лежала печать усталости, глаза налились кровью, в кольчуге застряло столько стрел, что Андре шутливо обозвал кузена человеком в шкуре ежа. Король досадливо поморщился, потому как, не выдернув стрелы, снять доспех не было никакой возможности.
— Придется слугам тащить сюда мой шатер, — заметил он. — Потому как я с этого места не сойду, хоть кинжал к горлу приставляй!
— Рад слышать это, дядя, — с усмешкой отозвался Генрих. — А то, судя по твоим подвигам, многие из нас начали сомневаться, что ты тоже состоишь из плоти и крови, как все мы.
— О, я из плоти и крови, — промолвил Ричард с усталой улыбкой.
И представил наглядное доказательство. Для защиты рук рыцари одевали латные рукавицы, называемые «варежками». Из прикрепляли к кольчуге ремешками так, чтобы воин мог высвободить руку, когда не бьется. Когда Ричард стянул «варежку», выяснилось, что толку от той оказалось мало — от постоянного размахивания мечом ладонь распухла, кожа от могучих ударов потрескалась, стерлась и кровоточила.
У Генриха возникало иногда чувство, что он унаследовал чужую жизнь, ведь ему достались жена Конрада, корона Конрада и даже ребенок Конрада. Еще он воспринял от Конрада его шпионскую сеть, причем с приятным удивлением обнаружил, что та осведомлена о дворе Саладина даже лучше, чем лазутчики дяди. В среду, неделю спустя после их чудесного спасения, он узнал любопытные подробности про ту неудачную атаку сарацин, и спешил поделиться ими с Ричардом.
Идя по лагерю, он не мог отделаться от воспоминаний о том дне. Они всегда обрушивались неожиданно, как гром среди ясного неба. Приходило ощущения ужаса, страха перед смертью, которого ему не приходилось испытывать прежде, вопреки непрестанным опасностям, которые приходилось переживать с самого первого дня с приезда в Святую землю. Графу понадобилось время на осознание факта, что причиной тому Изабелла. Судьба взяла ее в заложницы у него, и отныне он боялся за нее и детей не меньше, чем за собственную жизнь. Никогда он не смог бы повторить тот последний вызывающий поступок Ричарда — отважный, славный и совершенно безумный.
Поразмыслив об этом всем с минуту, Генрих рассмеялся, осознав, что не поступил бы так и до брака. Да и кто бы смог? Только Львиное Сердце, Анжуйская империя которого соперничала с царствами из легенд. Как и у прочих солдат, наблюдавших за той выходкой короля, у Генриха шла голова кругом. Не было в их мире ничего почетнее и ничего ценнее храбрости на поле боя. Война — занятие королей, и дядя преуспел в нем. Но направляясь в тот августовский вечер на поиски Ричарда, Генрих не мог удержаться от мысли, что даже если человек не боится смерти, хоть толику уважения к ней питать он все-таки обязан.
Тут граф услышал свое имя и остановился, давая Андре возможность догнать его.
— Погоди, дай перескажу тебе то, что узнал, кузен, — сказал Генрих. — Поистине Господь хранил нас на прошлой неделе. Саладин намеревался застать нас во сне. Но курды заспорили с мамлюками о том, кто должен спешиться, чтобы захватить короля, а кто оставаться верхом с целью отрезать нам отступление в замок Яффы. Пока они пришли к соглашению, забрезжил рассвет, и тот остроглазый генуэзец с переполненным мочевым пузырем заметил сарацин. — Выплеснув эмоции, граф продолжил уже спокойнее: — Подумай, чем могло все обернутся, напади они на нас среди ночи.