Пьер и Жан де Пре, как могли, оттягивали отъезд, страшась перспективы покинуть Утремер, оставив брата пленником сарацин. Они обсуждали даже возможность задержаться до весны, но обоих в Нормандии ждали семьи. Скрепя сердце оба согласились отплыть вместе с Ричардом, и день этот быстро приближался. Король хлопотал, раздавая свои гигантские долги и обустраивая конный транспорт для Фовеля и арабских скакунов. Он отправил глашатая объявлять по улицам, чтобы все его кредиторы пришли во дворец, уплатил жалованье гарнизону Аскалона, каменщикам, восстанавливавшим стены Яффы, торговцам за провиант для армии. Узнав от Балдуина де Бетюна, что Ричард собирается отплыть к концу недели, братья де Пре раздали собственные долги и сообщили хозяину гостиницы о намерении съехать из комнаты через два дня. Они направлялись на рынок, купить медальоны со св. Денисом, на день которого намечено было отплытие, когда их срочно вызвали к государю.
Рыцари поспешили во дворец, лелея проблеск надежды. В прошлом Ричарду дважды удавалось передавать им весточки от брата, а в Яффе король обещал попросить аль-Адиля доставить их письмо к Гийому. Как ни печально было уезжать, не зная, какая судьба ждет пленника, гораздо хуже отплыть, не попрощавшись с ним. На входе в большой зал им сообщили, что Ричард ждет в соларе, и они взбежали по лестнице наверх. К их удивлению, дверь открыл лично король. Плечо брата частично загораживало Жану обзор. Ему показалось, что позади Ричарда стоит Генрих, и он удивился, почему им не пришла в голову мысль попросить графа передать послание Гийому — Генрих славится своим добросердечием, да и в отличие от Ричарда располагает временем. Но тут брат удивил его, ринувшись мимо короля в глубь солара. Ошеломленный таким нарушением приличий, Жан забормотал было извинения по поводу поведения Пьера. Но Ричард только рассмеялся и распахнул шире дверь, позволяя Жану разглядеть человека, которого стискивает в медвежьих объятьях Пьер. Издав хриплый вопль изумления, Жан устремился вперед и тоже обнял Гийома.
Следом разразился сущий бедлам, потому как все трое братьев говорили одновременно, смеялись, плакали, от души хлопали друг друга по спине. Ричард и Генрих с улыбкой наблюдали за встречей. Гийом заметно похудел, некогда округлое лицо казалось впалым и заострившимся. И еще он показался их испытующему взгляду постаревшим. Но юмор его никуда не делся, как и громкий, веселый смех.
— Кто бы мог подумать, что за вашего меньшого братца отвалят королевский выкуп? — воскликнул он.
— Точнее говоря, эмирский, — с усмешкой поправил его Генрих. — А еще точнее, десятиэмирский. Дядя отпустил десять знатных сарацин в обмен на освобождение Гийома.
Благодарные братья принялись благодарить Ричарда за щедрость, удивляясь, как мог он расстаться с такой огромной суммой ради простого норманнского рыцаря, который всего лишь исполнял свои обязанности — защищал короля. Но для Ричарда то был долг чести, из тех, которые платят, не стоя за ценой. Государь пояснил, что ничего не говорил из опасений, что переговоры могут сорваться в последний момент. А еще ему хотелось удивить братьев, понаблюдать за радостной встречей с Гийомом. Воссоединение удалось на славу — никогда не видел он троих людей столь таких же счастливых, как братья де Пре в тот октябрьский вечер во дворце в Акре. Но глядя на эти заплаканные, счастливые лица, Ричард пришел в растерянность от охватившего его чувства — острого приступа зависти.
Когда де Пре наконец ушли, восторженные настолько, что ноги их, казалось, парят над лестницей, Ричард и Генрих обменялись довольными улыбками. Потом король удивил графа, спросив его, близок ли он со своим младшим братом.