Беренгария остается в тени истории, печальный призрак пренебрегаемой жены. Она не получила признания, которого заслуживает, потому как мужество ее имело характер неброский — она не была коронованной мятежницей вроде ее величественной свекрови. Ее называли бесплодной королевой, несправедливо винили в неудаче брака. Вникая в историю этого неблагополучного супружества, я с некоторым изумлением обнаружила, что начало его было многообещающим. Поскольку Ричард стал сторониться ее общества после освобождения из плена, я склонна была распространить это и на пребывание в Святой земле. Однако на деле Ричард готов был преодолевать определенные сложности, чтобы брать супругу с собой, когда мог. Гораздо проще и уж точно безопаснее было оставить ее в Акре, а не везти в Яффу, а затем в Латрун. Мы не знаем точно, чем объяснялось позднейшее охлаждение между ними, но у меня есть некоторые соображения: как романист, я могу себе их позволить, не так ли? Но так или иначе, мне кажется вполне резонным предположить, что львиная доля вины падает на Ричарда.
Что удивило меня сильнее всего в сопоставлении реального Ричарда с Ричардом мифическим? Я уже знала о его почти безумном пренебрежении собственной безопасностью, поэтому было своего рода потрясением узнать, что это был осторожный полководец, очень бережно относившийся к жизням своих воинов. Этот любопытный парадокс объясняет в числе прочего любовь к нему простых солдат, которые, по словам хрониста Ричарда Девизского, готовы были «идти по крови хоть до Столпов Геркулесовых, если он того пожелает».
Также меня удивило, что здоровье короля вовсе не было таким уж крепким, что он часто болел. От этого его подвиги на поле боя выглядят еще примечательнее. Легенда о Ричарде полыхает как факел — привлекательный, яркий и опасный. Но Ричард, предстающий со страниц хроник, обладал ироничным чувством юмора, мог быть игрив и непредсказуем. Баха ад-Дин сообщает, что английский король беседу вел очень оживленно, и не всегда удавалось понять, когда он шутит, а когда серьезен. И хотя мне было известно о хорошем образовании Ричарда, умении острить на латыни и сочинять стихи на двух языках, я вынуждена признать, что была впечатлена, найдя его цитирующим Горация. Даже самые строгие его критики отдавал должное полководческому таланту Львиного Сердца. Мифический Ричард изображается, как правило, бесшабашным рубакой, жаждущим лишь крови, битв и побед, достигнутых при помощи меча. Ричард всамделишный не был чужд дипломатической стратегии, выказывал способность к маневрам и был почти также изворотлив, как его лукавый родитель.
Но сильнее всего меня удивило его поведение в Святой земле, его готовность вести дела с сарацинами так, как он вел себя с недругами-христианами, то есть путем переговоров и даже военного союза. Как ни жестоко было истребление гарнизона Акры, оно диктовалось убедительными стратегическими доводами, а не религиозной ненавистью, как мне некогда представлялось. Серьезен или нет был Ричард, предлагая сестру аль-Адилю, но так или иначе он рассматривал идею, способную повергнуть в ужас собратьев-крестоносцев. Впечатляет, что ему удалось сохранить ее в тайне — мы узнали о ней только благодаря сообщениям арабских хронистов. Король не являлся тем религиозным фанатиком, каким я ожидала его увидеть. Правитель, первым принявший крест, отказался осаждать Иерусалим, встревожил союзников сердечными отношениями с сарацинами, которых он хоть и считал неверными, лишенными благодати Божьей, но уважал за храбрость. Согласно Баха ад-Дину, Ричард сдружился с некоторыми представителями саладиновой элиты из числа эмиров и мамлюков, даже возвел нескольких из них в рыцарское достоинство. Вот последнее, чего могла я ожидать — провозглашать рыцарями язычников в разгар священной войны!