Закончив, Онфруа покачал головой, опечаленный, но не удивленный очередным свидетельством страданий, которые причиняет война, причем, как правило, невинным и беззащитным.
— Они утверждают, что Саладин приехал в Аскалон через шесть дней спустя после битвы при Арсуфе и лично наблюдал за разрушением города. Разумеется, началась паника, жители отчаянно пытались продать пожитки, которые не могли унести с собой. Этой семье относительно посчастливилось — у них была запряженная ослом повозка, но большинству повезло меньше. Цены на лошадей взлетели, тогда как на имущество и скот рухнули так низко, что дюжина цыплят продавалась всего за один дирхем. Некоторые пытались уплыть на кораблях в Египет, но основная масса горожан не знала, куда податься. Слезам и страху не было предела. Султан открыл для народа свои зерновые амбары, но многие лишились всего, что имели. У этой семьи была свечная лавка, которая погибла теперь, сгорев вместе с большей частью города. Эти люди говорят, что они христиане, не мусульмане, поэтому надеются на нашу милость к ним.
Предупреждая готовый сорваться с губ Ричарда вопрос, Онфруа поспешил заступиться, если это в его силах, за несчастных беглецов:
— Возможно, они лгут, но вполне возможно, говорят правду, потому как не такая редкость обнаружить исконных христиан, проживающих в сарацинских городах. На деле Саладин поощрял сирийских христиан и евреев остаться в Аскалоне после его захвата четыре года назад. — Потом рыцарь продолжил неохотно: — Я могу убедиться, если хочешь — выяснить, знают ли они Pater Noster, Ave Maria и Credo...[4]
Ричард нетерпеливо оборвал его, поскольку имел более насущные нужды, чем подвергать проверке религиозные верования этих оборванных скитальцев.
— Что могло подвигнуть его принести в жертву столь важную крепость?
— Беглецы говорят, Саладин был тяжко опечален. Настолько, что при виде лишений простого народа ему стало дурно, и он якобы сказал даже, что предпочел бы потерять всех своих сыновей, нежели сломать хоть камень этого города. Но солдаты убедили султана в том, что ему не по силам защищать одновременно и Аскалон и Иерусалим, а после избиения в Акре Саладин не верит, что гарнизоны будут держаться до конца. Поэтому, чтобы не позволить крепости целой и невредимой попасть тебе в руки, он предпочел уничтожить ее.
Ричард видел, что Онфруа доверяет беглецам, но все же не мог убедить себя, что Саладин и впрямь мог прибегнуть к таким отчаянным мерам.
— Проследи, чтобы их накормили, Онфруа, — сказал он, потом посмотрел на других крестоносцев, также ошеломленных услышанным.
— На рассвете возьми галеру, — приказал король Жоффруа де Лузиньяну. — И убедись, действительно ли Аскалон в огне.
Выслушав доклад Жоффруа де Лузиньяна, Ричард вышел на центр шатра.
— Итак, теперь мы знаем, что это правда. Но город пока не срыт до основания, так что время еще есть. Завтра поутру я отправлюсь с частью флота, тогда как герцог Бургундский поведет армию вдоль побережья. От Яффы до Аскалона всего тридцать миль, так что мы должны успеть взять город прежде, чем Саладин окончательно разрушит его.
— Атаковать Аскалон? — Гуго Бургундский удивленно воззрился на Ричарда. — Зачем нам это нужно? Теперь, удерживая Яффу, мы можем двинуться на Иерусалим.
Ричард пришел в замешательство — выгоды обладания Аскалоном казались ему столь очевидными, что он не ожидал возражений на этот счет.
— Аскалон контролирует дорогу в Египет, — сказал он, стараясь скрыть раздражение под спокойным повествовательным тоном. — А Египет — основа силы Саладина. Удерживая Аскалон, мы перережем ему подход подкреплений и припасов из Александрии. Более того, султан может испугаться, что мы намереваемся нанести удар по самому Египту, и нам предоставляется шанс...
— Ты рассудка лишился? — Герцог к тому времени вскочил, но епископ Бове оказался проворнее.
— Не знаю, как вы, — сердито бросил прелат, — но я принимал Крест не для того, чтобы помогать Львиному Сердцу прибавить к своей Анжуйской империи Египет! Неужели Кипра тебе мало? Теперь мечтаешь еще и богатствах Нила?
— Я не собираюсь завоевывать Египет, глупец! Довольно того, чтобы Саладин так думал, верил в нависшую над своими исконными владениями угрозу. Тогда он станет более сговорчивым при обсуждении условий мира...
— Вот мы и добрались до сути, — вмешался Гуго. — Я с самого начала подозревал истинные твои намерения, ведь едва прибыв под Акру, ты начал переговоры с Саладином, обращаясь с неверным так уважительно, будто тот такой же христианский правитель. Но уверяю тебя, что мы все приехали в Святую землю не для того, чтобы заключить мир с врагами Господа, а для того, чтобы вернуть Иерусалим!