— Бове ошибался, когда говорил, что ты жаждешь золота Египта. Это мученического венца ты жаждешь, потому как нет другого способа объяснить твои заигрывания со смертью!
В глазах Ричарда сверкнула такая ярость, что кое-кто инстинктивно попятился.
— Господи, ну какой же ты лицемер, Бургундец! Ждешь, что я поверю в твою ни с того ни с сего взявшуюся заботу обо мне? Да нам обоим известно, что твоя заветная мечта плюнуть на мою могилу!
— Да нет. Я бы предпочел помочиться в твой открытый гроб. Но ты не вправе так рисковать собой! Не сейчас, когда твоя смерть определенно положит конец нашим надеждам отвоевать Иерусалим.
— Прочь с дороги! — рявкнул Ричард.
Когда Гуго заупрямился, некоторые из присутствующих вклинились между ссорящимся. Гийом де Барре оттащил прочь герцога, тогда как епископ Солсберийский постарался умерить гнев государя. Генрих протискивался через толпу к дяде, но остановился, услышав басовитые увещания де Барре. Рыцарь говорил Гуго, что Ричард действительно беспечно отнесся к своей безопасности, но теперь не место и не время обсуждать это. От всей души согласившись с французом, Генрих вздохнул и поспешил за королем, который стремительным шагом шел к своему шатру.
Ричард позволил оруженосцам снять с него кольчугу, потом опустился на сундук. Он не надел под доспех стеганую фуфайку, и теперь был весь в синяках от ударов, миновавших защиту его меча, но наотрез отклонил просьбу Генриха показаться лекарю. Взгляд он поднял, только когда в шатер провели Пьера и Жана дю Пре. Было очевидно, что им уже сообщили о пленении брата, потому как вид у них был как у людей, раздираемых гордостью и печалью одновременно.
— Хочу, чтобы вы знали, — начал Ричард. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вернуть Гийому свободу. Клянусь самой своей душой и надеждой на спасение.
— Спасибо, монсеньор, — едва слышно пробормотал Жан.
Пьер с трудом сглотнул и выдавил грустную улыбку:
— Тебе не стоит винить себя, сир. Мой брат пожертвовал собой ради короля и Священного города, и нельзя вообразить большей чести. Но нам известно, что надежды нет. Мы слышали, что, по докладам лазутчиков-бедуинов, Саладин предает смерти всех христиан, которым не повезет угодить ему в руки. Но мы черпаем утешение хотя бы в том, что Гийом скоро обретет жизнь вечную и будет допущен лицезреть лик Всевышнего.
— Нет, — возразил Ричард так решительно, что братья обменялись растерянными взглядами. — Саладин не казнит Гийома, потому что знает, как много его жизнь значит для меня. Он понимает, что я заплачу любой выкуп, какой ему вздумается назначить. Ваш брат слишком ценный заложник, чтобы его обезглавить. Живой он стоит куда дороже мертвого.
Братья не решались поначалу поверить ему, боясь ухватиться за ложную надежду. Но уверенность Ричарда была такой заразительной, а их вера так велика, что, уходя из шатра, де Пре уже не считали, что их брат обречен. Как только они удалились, Генрих до самых краев, едва не перелив, наполнил два кубка.
— Ты на самом деле в это веришь, дядя? — спросил он Ричарда, передавая ему сосуд.
— Мне ничего иного не остается, — ответил тот. — Ничего не остается...
Когда король отвернулся, Генриху показалось, что в глазах у него он заметил подозрительный блеск. Граф залпом осушил кубок, в свою очередь стараясь сдержать слезы.
Друзья Ричарда выждали пять дней, прежде чем решиться подергать льва за усы в его логове. Зачинщики, Генрих и Андре, тщательно отобрали из числа крестоносцев тех, к кому король скорее всего прислушается: Балдуин де Бетюн, граф Лестерский, епископ Солсберийский, Морган ап Ранульф, Жофре Першский, Гийом де Барре, великие магистры тамплиеров и госпитальеров. И вот на исходе дня в пятницу вечером, вскоре после возвращения Ричарда из разведывательной миссии, он оказался обступлен людьми, от мнения которых не мог отмахнуться с такой же легкостью, как в случае с Гуго Бургундским.
— Как ни больно мне это говорить, — начал Генрих, принявший на себя сомнительную честь выступать оратором от лица остальных, — но в болтовне Гуго есть и зерно истины. — Заметив признаки надвигающейся бури, граф поспешил продолжить: — Дядя, даже слепая свинья способна случайно натолкнуться на желудь. И хотя никто из нас не придает значения его обвинению в том, что ты играешь со смертью, мы опасаемся за твою безопасность. Грань между отвагой и беспечностью не так резка, как тебе кажется.
— Я подаю пример, — безразлично проронил Ричард. — Наши люди так легко рискуют каждый день жизнью, потому что видят, как я рискую своей.