Джоанна просияла, когда Ричард и Беренгария сообщили ей поутру новость. Анна и Алисия пришли в такое возбуждение, что забыли о том, как полагается вести себя добропорядочным девицам тринадцати и четырнадцати лет, и разразились радостными воплями. Мариам не сказал ничего, но посмотрела на Моргана с затаенной улыбкой. Но большинство фрейлин испытывали отчаяние или ужас, так как никому не хотелось менять роскошь королевского дворца на палатку в очередном армейском лагере. Ричард сказал, что крестоносцы будут отстраивать стены Яффы. Но пройдут месяцы, прежде чем город возродится, да и то едва ли сможет сравниться с рынками, развлечениями и безопасностью Акры.
София и Беатриса были слишком закалены и слишком хорошо знали жизнь, чтобы разделять возмущение молодых товарок, поэтому всего лишь обменялись унылыми взглядами. Поглощая за угловым столом поданное на завтрак вино, фрукты и хлеб, они отстраненно наблюдали за тем, как прочие королевские приближенные пытаются скрыть печаль.
— Только два сорта женщин готовы следовать за мужчинами на войну, — проворчала Беатриса. — Это которые слишком любят искать приключения на свою голову и намеренные быть по мере сил покорными супругами. На наше горе, Джоанна принадлежит к первому сорту, а Беренгария ко второму, поэтому нам не стоит ожидать, что хоть одна прислушается к голосу разума.
Вгрызаясь в дольку дыни, София хмыкнула.
— Ты совершенно права в отношении своей госпожи и моей Анны, но вот Беренгарию влечет в Яффу вовсе не долг. Да сжалятся небеса над бедной девочкой, она буквально тает, глядя на него. Думаю, это вполне объяснимо — мужчина, провозглашенный спасителем христианства, не может не пленять женские сердца. Но для нее самой было бы лучше не терять голову настолько. Лучшие из браков — это те, которые не омрачены страстью или, избави Бог, любовью.
Беатриса овдовела много лет назад, но большая часть воспоминаний о далеком браке грела ей душу.
— Не слишком ли ты строга в своих суждениях? — заметила она. — Естественно, твой супруг...
Беатриса осеклась, будучи не в силах найти тактичного способа указать на то, что Исаак Комнин — сущий приспешник сатаны.
— О, мой муж — настоящее чудовище, — бросила София так беспечно, что собеседница заморгала. — Но я повидала достаточно много других браков, чтобы понять: мужчинам, даже лучшим из них, нельзя доверять такую хрупкую вещь, как женское сердце. Они слишком неосторожны.
Киприотка обвела взглядом зал, потом продолжила сухо:
— Львиному Сердцу, наверное, повезло, что его жена до сих пор без ума от него. Многие ли королевы согласились бы с такой охотой играть роль маркитанток при армии?
Беатриса присоединилась к смеху, потом обе встали, готовые играть свою роль так, будто они разделяют нетерпение Джоанны, Беренгарии, Алисии и Анны сопровождать Ричарда в Яффу.
ГЛАВА Х. Лагерь аль-Адиля близ Лидды, Утремер
Баха ад-Дин пребывал с султаном в Латруне. Получив приглашение от брата Салах ад-Дина, он решил, что это означает новый виток переговоров с английским королем. Будучи препровожден в шатер аль-Адиля, хронист укрепился в своей догадке, потому — редчайший случай — оказался с хозяином наедине. Единственным посторонним был Саньят ад-Дин ибн аль-Нахаль, писец аль-Адиля, пользующийся таким огромным доверием, вопреки своему происхождению — Саньят перешел в ислам из христианства, — что господин поручал ему вести от своего имени переговоры.
В другое время Баха ад-Дину предложили бы прохладительный напиток, жуляб со льдом. Но теперь шел двадцать девятый день рамадана, месяца поста, и мусульманам полагалось воздерживаться от еды и питья от восхода до заката солнца. Поэтому после обмена приветствиями Баха ад-Дин уселся, скрестив ноги, на подушки и стал терпеливо ждать, когда его ознакомят с причиной вызова. Легкая беседа перетекала с одной темы на другую: благополучие семей, бегство из Акры одного из эмиров, спустившегося по веревке из слухового окна, неприятные новости о том, что местные крестьяне продают франкам большие количества провизии. Но вскоре аль-Адиль перешел к сути визита.