Да, подождали бы чуть: может, похрапит он для начала, а потом уснет беззвучно, как младенец – бывает ведь и так!
И разве Рыков был виноват?.. Разве, нетерпимое к нему человечество, со всеми нанотехнологиями своими, изобрело за всю тысячи веков хоть единое средство против простого, банального храпа? Микстуру, капли, какой-нибудь гермошлем с глушителем по типу оружейного. Чтоб выпил ложечку, закапал в нос или горло, всунул голову по шею в шапку-неслышимку – да и спи себе спокойно! Проваливайся в сладчайший сон, наслаждайся этой радостью жизни, отсыпайся в дороге!
А Рыков, в очередной раз потревоженный в ночи каким-то злым попутчиком, бесполезно переворачивался на другой бок и некоторое время таращился в ночную полутьму вагона, вполне серьезно размышлял в эти минуты об уходе из этого мира. Ну, а как прикажете жить, если боишься заснуть, а заснув, невольно причиняешь страдания тем, кто рядом!.. Как существовать, только бодрствуя? Как сделать бессонными тело и разум?.. Где найти ту келью с толщиной стены средневекового замка, что сокроет проклятый его храп под покровом любой ночи?
Кстати, о камере – думал Рыков: хоть от тюрьмы на Руси никогда не зарекаются, но не дай Бог ему туда угодить – задушат, ведь, безжалостные сокамерники в первую же ночь!
Вот таким вагонным изгоем Рыков и ездил. И почти всегда теперь, уже проснувшись, он какое-то время еще лежал с закрытыми глазами: реабилитировался жалко. Мол, спит он, и спит – засвидетельствуйте! – совершенно без храпа – может, как видите, он и так! Как будто таким образом получалось разбавлять время храпения «сном» беззвучным, мнимым.
Что же делать, коль природа храпа такова: почему-то человек не слышит собственного свистящего, завывающего, громоподобного храпа. Удивительно даже! Напротив – знал Рыков, - самый сладкий храп приходит с самым сладким сном.
А еще и выпить в дороге теперь из-за того было нельзя!.. Иногда Рыков все-таки «отлетал по беспределу», не особо скупясь в вагоне-ресторане. Чтоб не маяться грядущей ночью искренними переживаниями и совершенно напрасными стараниями сдерживания храпа. Он заваливался тогда на свою полку замертво и без оглядки: гори оно все огнем – нехай слушают!
Как-то так: правдами - неправдами, перегонами – полустанками… Да, не позабыть бы: стоянок поезда – особенно долгих – Рыков боялся особенно. Во внезапно выдававшейся тишине могучий храп слышался отчетливейшим образом, и каждый проходящий по вагону подышать – покурить мог в глаза увидать злостного нарушителя общественного сна.
В общем, тяжко было Рыкову ездить теперь: в молодости-то не особо он своим недостатком морочился.
Но в конце пути, когда поезд, весело поспешая, нес уже по родимой стороне, и в вагонном окне мелькали знакомые местечки, леса и поля, Рыков все же неизменно принимал решение ж и т ь. Жить, работать, творить, любить! Пить горячий, в самый спозаранок, кофе в спящем вагоне, предвкушая уже залитый солнцем перрон и скорое свидание с родными – наконец-то он увидит их лица после трехнедельной разлуки! И в трудах и заботах нового дня, и всех дней будущих, которые щедро дарует ему всепрощающее Небо, заочно искупать невольный грех бессонных ночей, что доставил он в этом пути добрым людям…
Люди! Ездите смело на поездах РЖД – безопасном и удобном виде транспорта: вероятность попадания в один вагон с Рыковым так ничтожно мала, что не поддается никакому исчислению!
Конец