Как бы там ни было, Джулиус не мог ни на шаг отойти от отца.
— Спроси Ганса, — посоветовал он товарищу. — Он тебе все покажет.
Чарли отыскал Ганса в загоне ученого поросенка. Мальчик, как обычно грязный, одной рукой держал бисквит, а другой гладил маленького юркого котенка.
— Не такой уж этот поросенок ученый, — пожаловался Ганс. — Вот во Франции есть ученая лошадка, так она уравнения решает. А этот хрюндель знает только умножение и деление. Ну, сложение с вычитанием даже не в счет…
— Не понимаю, как поросенок может складывать или умножать? — невольно выпалил Чарли. — А лошадь? В смысле… это и людям-то не просто дается. Как же животные справляются с математикой?
Ганс медленно поднял голову. В его взгляде явственно читалось восхищение. Казалось, мальчик невероятно обрадовался, услышав, как Чарли задал этот вопрос.
— Не понимаешь? — переспросил он. — Ну, я не могу ответить. Пока не могу. Придется тебе подождать. Вот посмотришь представление и все поймешь. Поросенок очень даже может разбираться в математике.
Ашанти перевел взгляд на поросенка. Тот привольно развалился в самой грязной куче отбросов и довольно похрюкивал, полуприкрыв розоватые веки. Ученостью тут и не пахло.
С другой стороны, разве, глядя на Чарли, можно было бы предположить, что он умеет разговаривать с кошками?
Интересно, а поросята о чем-нибудь разговаривают? Хотя, увидев ученого поросенка, трудно понять, есть ему что сказать или нет. Ганс наклонился к питомцу и поскреб его промеж ушей. Поросенок шумно всхрапнул от удовольствия.
Чарли разочарованно покачал головой.
— Расскажи-ка мне лучше про музыку, — попросил он. — Когда меня подняли на борт, я слышал необыкновенную мелодию. Она и пела, и звучала скрипкой, и ухала тарелками. Было немного похоже на аккордеон, но все же не то…
— Вот ты о чем, — отозвался Ганс. — Это каллиопа.
— Калли… что? — не понял мальчик.
— Каллиопа, — повторил Ганс.
— Понятно, — сказал Чарли, хотя ничего ему не было понятно.
— Что-то вроде органа, — пояснил маленький дрессировщик. — Просто потрясающая штука. Хочешь на нее взглянуть? Пойдем!
Мальчишки вышли на палубу. Впереди шагал Ганс, прижимая к груди котенка. За ним семенил Чарли, стараясь не отстать.
— Эй, вы! Поосторожнее! — воскликнул матрос, когда мальчики проскользнули мимо, чуть не смешав ровные бухты каната.
— Извините! — бросил Чарли через плечо.
Ганс завернул за угол и отворил неприметную дверцу. Коридор уходил в глубь корабля. Странно, но его не отделали так, как все парадные проходы. Не было деревянных панелей и тяжелых занавесей. Однако не было и грязи служебных переходов. В коридоре не пахло шерстью и пометом животных, только почему-то казалось очень жарко. И с каждым шагом становилось все жарче. Уши терзал ровно нарастающий гул.
— Мы прямо над мотором, — пояснил Ганс.
Ему пришлось почти кричать, чтобы приятель его услышал.
— Почему? — заорал в ответ Чарли. — Как можно слушать музыку в таком шуме?
— Музыка — тоже часть шума! — выкрикнул Ганс.
Скоро мальчики дошли до небольшой дверцы. «Свинопас» отчаянно забарабанил в нее и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. Она открылась. Ганс впихнул внутрь Чарли, а затем и сам зашел, плотно закрыв за собой дверь.
Стало тише, но ненамного. Шум по-прежнему резал слух. Комната оказалась довольно длинной и очень узкой. Вдоль комнаты протянулись три гигантские клавиатуры, похожие на фортепианные, только намного длиннее и шире. Вместо черного и белого клавиши были окрашены в зеленый и розовый. На полу виднелись три железные педали. На стенах и на потолке крепились разнокалиберные рычаги. С каждого рычага свисала аккуратно надписанная бирка. Над клавиатурой вздымались отполированные металлические трубы, уходящие прямо в потолок.
— Что это такое? — спросил пораженный Чарли.
— Я же говорил, что-то вроде органа, — терпеливо пояснил Ганс. — Трубы проводят звук наружу. Эта штука работает от корабельного мотора. Механизм примерно тот же, что у чайника со свистком. Нажимая на педали и рукоятки, можно извлекать различные звуки. А на клавишах играют мелодию.
— Можно мне попробовать? — с трепетом попросил мальчик.
Чарли довольно хорошо играл на пианино. А однажды в церкви он даже слышал настоящий орган.
— Нельзя! — довольно резко ответил Ганс. — Майор Тиб нас обоих просто убьет. Ты что, она же ревет как зверь! Услышишь, когда приедем в Париж. На каллиопе всегда играют, чтобы люди слышали, как мы приплыли, и раскупали билеты на представление. Звук распространяется на мили!.. Правда, знаешь что? Звук просто ужасный!