Ладно, хоть письма не ленилась писать на радость маленькому Гарри. Их было немного, и все их Гарри хранил в коробке из-под имбирного печенья. Сам Гарри писал маме помногу и часто, на каждый значительный день календаря. Сначала это были детские каракули четырехлетнего малыша из двух-трех слов: «Пьивет маМа, юлбью. Скучяю, кагда пиедешь? и У миня ддень роздения, а тебья нету, но я всё авно тебя любью и жду». Письма пятилетнего, шестилетнего и семилетнего Гарри становились длиннее и подробнее, в которых брошенный сын продолжал писать всё то же, что любит, ждет и скучает.
Написав очередное письмо в никуда мифической матери, Гарри отдавал конверт тёте Петунье и, поддернув штанишки, с радостным гиканьем уносился в гостиную, где начинал сражаться с Дадли в парную игру на приставке, стараясь зацапать лучший джойстик, тот, что с целыми кнопочками…
На самом деле Гарри не скучал по вечно отсутствующей мамаше, привык, как и все дети, у которых родители вечно в разъездах, командировках или геологических экспедициях.
Салли Энн в два года стала просыпаться с удивленным вопросом, проснется, потрет кулачками сонные глазки, посмотрит по сторонам и спросит:
— А где гайи?
Северус и Мэри не понимали и играли в угадайку:
— Гавайи? Гайки? Галки? Грелки?
На все эти наводящие вопросы Салли мотала головкой, надувала пухлые щечки, кривила губки и хныкала:
— Да нет, нет, гайи. Гайиии-и-и…
Потом, когда научилась вылезать из детской кроватки, начинала ходить по комнате, заглядывать за дверь, под стол и за кресла, ходит и кого-то ищет, зовет:
— Гайи, ты здесь? И тут нету Гайи… И здесь нету… — устанет от поисков, подойдет к маме с папой и с плачем снова вопрошает: — Ну где же Гайи?
Северус и Мэри растерянно смотрят на дочку, меж собой переглядываются и ломают головы, начинают гадать, кто же такой этот загадочный Гайи?
— Может, это её воображаемый друг? — неуверенно предположила Мэри. Северус недоуменно пожал плечами, сожалея, что не может заглянуть в голову двухлетней крохи и разгадать её умственную кашку. Через полгода Салли смогла сказать, что она ищет Галли, своего блатика.
— Будем делать? — флегматично поинтересовался Северус, оглядывая стройную фигуру жены. Та замахала руками, запротестовав:
— Да ну тебя! И так едва-едва пришла в норму! Нет-нет, Северус, пощади, не сейчас…
— Так она же брата хочет, вон, ищет, — Северус ткнул пальцем в сторону дочки, деловито топающей по комнате и таскавшей за собой на веревочке плюшевую собачку, бойко командуя ей:
— Иси, иси, Лой, иси Галли!
К четырем годам Салли перестала искать загадочного Гарри, научившись отличать свои провидческие видения от реального мира. Родители же, видя, что дочурка успокоилась, так и не стали делать второго ребёнка, решив ограничиться одним. Тем более, что у Северуса и так был целый Хогвартс. А к седьмому году жизни Салли, казалось, и вовсе забыла, что когда-то к ней в видениях приходил Гайи.
Вот так и росли параллельно в разных городах, ничего не зная друг о друге, Гарри и Салли Энн, дети разных матерей и одного отца.
Глава 3. Отвергнутый
В начале декабря восемьдесят седьмого года на Тисовую нагрянул гость. Прожег ледяными сапфирами обитателей дома номер четыре, оглядел гостиную, холл и кухню, совмещенную со столовой, и желчно осведомился, заставив Петунью вздрогнуть:
— Где Лили?
В ходе расспросов выяснилось следующее: с конца августа Лили записалась в африканскую экспедицию, доехала с бригадой до Кении и… пропала. Её искали два месяца, а после того, как застрелили двух львов-людоедов, в их пещере нашли кости белой женщины с остатками рыжих волос, поиски свернули, так как стало ясно, что Лили Поттер стала жертвой львов.
Но он, Факундо Арагона, в это не верит, его пламенное любящее сердце подсказывает, что Лили жива, ради чего он и приехал сюда — удостовериться и продолжить поиски пропавшей возлюбленной.
Было довольно тошнотно смотреть, как двухметровый громила сидит на стуле, шмыгает крупным пористым носом, утирает лопатами слезы и бьет себя пяткой в грудь, клянясь своей бразильской мамой, что никогда не забудет Лили и всегда-всегда будет её ждать. Вы только скажите, где она?..
Насилу Вернону удалось вытолкать Лилькиного хахаля за дверь, не прибегая к помощи полиции. Оставшись одни, супруги Дурсль озабоченно переглянулись — и что Гарри-то сказать? Вот не было печали…
Известие о пропаже матери Гарри воспринял так, как и положено ребёнку — расстроился, поплакал по ночам, пописался в постель, а потом успокоился вдруг, закаменел и попросил не упоминать о ней. Ясно-понятно, решил, что мама его бросила. На робкие объяснения тёти и дяди, что его маму львы скушали, обиженный ребёнок ответил так.