Львиный Зев крякнул.
- Более чем, дружище, более чем...
Первое время после переправы воины двигались по уже изрядно одичавшим землям за Теплой. То и дело попадались заросшие сорной травой пустоши и дома колонистов с провалившимися крышами. Вскоре передовые отряды миновали высокий холм, некогда обведенный рвом с водой и обнесенный частоколом.
- Форт-Норт, - бросил Арвен через плечо, ехавшему за ним Горму. Совсем зарос, от валов ничего не осталось.
- Если Бог благословят наш поход, - отозвался командующий, - стоит вновь отстроить здесь форт - место удобное.
- Нет, - король покачал головой. - Граница сейчас проведена более разумно: по большой реке. Впрочем, у нас не хватает сил защищать даже ее.
Сразу за обгоревшими развалинами форта начинались заиленные берега Грязной реки. Ее воды действительно отдавали бурой ржавчиной от разлагающихся березовых корней. С другой стороны стеной возвышался мощный еловый бор. Казалось, более дикого и безлюдного места невозможно себе даже представить. Но Львиный Зев повел носом и поморщился, ему почудилось, что ветер доносит с той стороны запах дыма. Едва, едва. Норлунг даже усомнился в правильности своего мнения и перевел взгляд на Лаэрта. Тот подтверждающе кивнул.
- Так близко? - удивился король. - Раньше они стояли аж за день пути. - Что это за кланы?
- Деревня Черных Росомах, - с едва скрываемым отвращением процедил воин. - И кстати, они еще достаточно далеко.
- В таком случае там разложили костры на целую армию, - мрачно подытожил Львиный Зев, - если запах доносится даже сюда. Кажется, ты был прав.
- А как иначе? - пожал плечами Лаэрт. - Если к ним привалили Еноты, Камышовые Кошки и Красные Собаки, да еще отряды охотников за черепами.
- Надеюсь, что обедать будем все-таки мы, - хмыкнул король.
- В другом случае пообедают нашими головами, - подытожил бывший комендант. Он чуть отъехал в сторону и поравнялся с Гормом.
- Прошу прощения, Лаэрт, - с легкой заминкой обратился к нему командующий. - Здесь колонисты болтают много всякого о фейрах... Ну, что они вырезают целые селения, не оставляя даже младенцев; что они нарочно уродуют тела своих жертв, прежде, чем убить; выпускают кровь и пьют ее на праздниках... Я, конечно, понимаю, что фейры не подарок, но неужели все это правда?
Лаэрт несколько минут молча глядел в лицо Горма, затем кивнул.
- Правда, - бросил он.
- Но... - попытался возразить Горм, которому, несмотря на его военный опыт, трудно было поверить в ужасы о фейрах, которыми колонисты с пеленок пичкали своих детей, - не могу понять, как люди...
- Они не люди, - отрезал Лаэрт и, тронув поводья лошади, отъехал в сторону.
"Боже, как мы привыкли мерить всех по себе, - почти с болью думал бывший комендант, - и верим только тому, чему хотим верить. Если в Лотеане выстроены высокие башни, то это не значит, что все могут тесать камень. Если благородные акситанские рыцари догадываются, что выкалывать глаза и отрезать уши побежденным не обязательно, то это не значит, будто дикари считают то же самое. Они другие". Пребывание в плену только укрепило Лаэрта в подобном мнении. Кромешные ритуалы древнего, наверное, древнейшего на земле народа наводили ужас на любого, у кого в жилах текла простая человеческая кровь. "Мы правили здесь до прихода людей и править мы будем вновь", - вспомнил он слова одной из фейрских песен. "Кем же они считают себя сами?" Колдовские названия вроде "народ ночи", "дети Лунного господина", "слуги того, кто уже приходил" не давали утешительного ответа на этот вопрос.
- Тихо, - король поднял руку. - С этого места следует разделиться. Я вместе с Лаэртом поведу основные силы к стоянке Черных Росомах, там собралось больше всего фейров. Горм двинется вниз по течению Грязной, прочесывая лес. Удачи.
Глава 5.
Эверник, пятая жена верховного жреца Черных Росомах, поспешным движением откинула со лба вспотевшие волосы и вновь наклонилась над чашкой с клюквой. Деревянным пестиком она толкла в ней алые ягоды, подсыпая плохо измельченные сухие листья мяты и белую труху прошлогодних мухоморов. Женщина готовила "саму" - священный напиток для воинов, который фейры использовали во время церемоний. В этом году осеннее равноденствие совпало с полнолунием. Такое случалось редко, и всегда великий праздник становился началом нового похода на земли соседей.
Когда-то ее, дочь арелатского переселенца, убитого у ворот своей фермы, притащили сюда визжащие татуированные дикари, размахивавшие кольями с головами ее близких. Измученная и поруганная, она избежала смерти только потому, что приглянулась верховному жрецу Зак Залуну. Сначала Эверник была его наложницей, но хозяйственная и упрямая, она скоро подчинила себе дом Зак Залуна и наконец стала его "полноправной" супругой, равной в кругу еще четырех других жен.
Эверник добилась большего, чем когда-либо добивалась хоть одна пленница, попавшая к дикарям. Ее допустили к священным таинствам лесных жрецов, и теперь она - единственная из всего клана Черных Росомах - могла участвовать в приготовлении "самы". Однажды Зак Залун заметил, что его новая наложница подвержена приступам странной болезни: каждую фазу луны Эверник начинала биться в падучей и часа на два-три затихала, словно мертвая, покидая свое тело. Пока ее беспокойный дух странствовал, дыхание женщины прекращалось, сердце не билось, а широко открытые глаза не реагировали на свет.
Божественный дар белой женщины сразу поставил ее вне круга обычных людей, и Зак Залун, испросив у хозяина Луны прощения за принесенные его избраннице обиды, начал обучать Эверник тому, что могла знать жрица. Он отвел ее на болото, оставил там и, приказав слушать ветер, надолго ушел к своему народу. Когда же в следующее новолуние Зак Залун вернулся, его белая пленница, евшая все это время только болотные ягоды и горькую осиновую кору, настолько обессилела, что лежала без движения и грезила наяву.
- Змеи, маленькие змеи, - закричала она не своим голосом, когда жрец склонился над ней. - Меняйте шкуру!
Зак Залун отнес свою добычу в стойбище, и там, под кожаным пологом его жилища, в вечерней мгле собрались остальные жрецы, чтобы вопросить умирающую о будущем, а затем, как положено, провести обряд очищения.