- Змеи, - продолжала бредить она, - бедные маленькие змеи. Нежные создания с холодной кровью. Ваши дни идут к закату. Солнце набирает силу, оно сожжет вас, не оставив даже костей. Не плачьте, бедные мои, Хозяин любит вас, он даст вам право повернуть колесо времени. Меняйте кожу. Готовьтесь к битве. Убейте своих врагов, или они убьют вас.
Ее голос перешел в хрип, Эверник закашлялась и смолкла. Со стороны могло показаться, что она умерла. Но сидевшие в оцепенении вокруг нее жрецы не уходили, ждали чего-то еще. Вдруг тело женщины дернулось, по нему пробежала дрожь, и раздался голос. Он не принадлежал пленнице. Густой, утробный звук раздавался из того места, которое фейры называли "живой жилой", и которое белые люди знают под именем "солнечного сплетения".
Считалось, что именно там у человека находится невидимый клубок жизни, который соединяется с остальным миром прозрачными жилами, как дитя соединяется с материнской утробой тонкой ниткой пуповины. Чтобы убить кого-либо на расстоянии, умелому жрецу достаточно было перерезать нить. А чтобы послать мучительную болезнь, колдун поселял в сплетении "жизненных жил" одного из тех голодных маленьких духов, которыми так богаты фейрские дебри. Человек не умирал, но испытывал такие страшные страдания, что был готов на все, лишь бы избавиться от них.
Голос вещал достаточно громко, чтобы все сидевшие вокруг тела Эверник могли его слышать.
- Я разбудил ваших братьев во всех концах света, - гулко произнес Хозяин Луны. Никто из жрецов ни на минуту не усомнился, что это был именно он. - Все народы лунной крови объединяют свои силы для решающей битвы с племенами-выскочками, стремящимися занять ваше место на земле, а вас загнать еще дальше в дебри, где вы окончательно выродитесь! Вы уже и сейчас мало чем похожи на своих гордых предков, служивших мне и за это обладавших миром! "Меняйте шкуру!" - сказали уста этой женщины. Меняйте цвета охотников на раскраску воинов. Ибо если победят они - вы будете достойны только смерти. Если же победите вы - время лунной эры продлится так долго, что успеют умереть дети детей ваших праправнуков в девятом колене. Меняйте шкуру!
Голос стих. Жрецы долго молчали над неподвижным телом Эверник, думая о словах своего бога. Затем совершили все обряды посвящения и нарекли белую пленницу "Шаам", что значит "вещая", и прибавили "Тель", что значит "грозная", ибо вести, которые провозгласила она, были грозными. Отныне Шаам Тель стала для них болотной жрицей, она никого не лечила и никого не убивала. К ней приходили только за тем, чтобы испросить волю хозяина, а тревожить ее пустяками опасались даже самые сильные из жрецов. Потому что Эверник была сильнее: в ней говорил Тот, чей Лицо на Обратной Стороне Луны.
"Саму" залили кипятком и размешали особыми еловыми палочками с вырезанными на них знаками, которые специально нарисовал для фейрских резчиков на земле Зак Залун. Простым смертным не разрешалось знать смысла этих великих символов, каждый из которых был одновременно и словом, и целым заклинанием, и отражением какого-либо священного предмета: неба, воды, земли, огня или луны. Знака солнца на палочках не было.
Эверник глубоко вздохнула резковатый запах зелья и откинулась назад на подстилку из полосатых енотовых шкурок. На мгновение в голове у нее помутилось, а в носу защипало так, что на глаза навернулись слезы. В ушах поднялся легкий звон, сознание окутали клубы розоватого тумана. "Если один запах действует так, то само питье приведет фейров просто в неистовство", подумала женщина, прикрывая горшок деревянной крышкой. "Пусть настоится. Поздней ночью, когда этим разрисованным демонам понадобится "сама", я вылью ее в большой котел и пусть подавятся".
Кем бы ни стала и чего бы ни достигла среди фейров Эверник, она ненавидела дикарей, и ни одно новое ощущение, испытанное ею как колдуньей, не могло стереть в памяти того самого первого дня, когда ее, ободранную и босую, притащили сюда с веревкой на шее. Раньше Эверник никогда не бывала в фейрском стойбище. Дым от сотен костров и высокий дубовый частокол с головами врагов напугали ее, но больше всего потрясало количество белых невольников, захваченных в последнем походе и содержавшихся в большой яме на краю деревни.
Помнится, Эверник даже подумала тогда: "Зачем этим дикарям столько рабов? Их нечем здесь кормить и им нечего делать". Теперь она знала зачем. Из более чем двухсот пленных через пару дней в живых осталось не более пяти. Остальные пали под жертвенными топорами на ближайшем празднике в честь Хозяина Луны, даровавшего фейрам удачную охоту на белых собак.
Сейчас дикари собирались на новую, еще большую охоту, и Эверник боялась даже представить, как много воинов лунного народа примет в ней участие. С каждым днем сквозь ворота деревни Черных Росомах проходили все новые и новые вооруженные фейры. Низкорослые, но коренастые и сильные, заросшие гривой едва ли не до хребтины, с угрюмыми землистыми лицами, желтыми кривыми зубами и черными бусинками глаз, недружелюбно поблескивавшими из-под косматых бровей. Их было уже гораздо больше, чем самих Черных Росомах, а они все шли и шли, занимая место за частоколом вокруг стойбища, на ближайших полянах и под вековыми елями.
- Эверник, - сзади женщины послышался слабый шорох, а потом родной, до отчаяния дорогой голос произнес ее имя.
Колдунья повернулась и подавила радостный возглас.
- Керр? Как ты мог вернуться?
В темноте за ее спиной на четвереньках стоял следопыт, осторожно проникший в хижину через отогнутый у земли край кожаного полога.
- Зачем ты здесь? Все стойбище полно воинов. Тебя могли схватить.
- Тихо, радость моя, - Керр поднял руку, дотронувшись кончиками пальцев до ее губ. - Я же говорил, что приду за тобой. Старина Керр еще хозяин своему слову, - он улыбнулся в темноте, и Эверник от счастья чуть не кинулась ему на шею. - Скажи-ка лучше, сколько их здесь? - продолжал следопыт.
- Много, очень много, - пролепетала женщина. - Около пяти сотен в деревне, а за частоколом я посчитать не могу.
- И не надо, этих я посчитал сам. Тысячи полторы наберется. Сегодня ночью будь готова к нападению. Наши перешли реку.