— Когда же настанет весна? — поинтересовался у Леви пригретый им дервиш.
— Неужели тебя не согревает внутренний огонь?
— Здесь ужасная погода — ворчал адепт Бекташи, — это самое противное из всех испытаний, что выпадали на мою долю. Гораздо лучше было лежать голышом в карпатском муравейнике. Да и у барсуков в норе тоже было весело, под теплыми шерстяными боками. Правда, они кусаются пребольно…
— Не жалуйся! — разозлился Леви, — вот прилетит благородная птица, называемая хасида, тогда будет тепло.
— А что это за птица? — удивился дервиш.
— Аист. Она изящная, с длинными тонкими ногами и красивым узким клювом. На своих крыльях аисты приносят весну. Тогда мы поедем на старом возу по окраинам Львива, где возникнет галицийское текке. Я покажу тебе водопады, рассыпающиеся алмазными каплями, древние папоротники на замшелых валунах, черных саламандр, смазанных ядом, кручи и курганы, заросшие фиолетовыми крокусами, лавандой, мятой.
— Неужели они вырастут после такого снега?
— Вырастут. И то, что посадим мы, тоже прорастет и зазеленеет! — убеждал дервиша Леви.
— Махровыми цветами?! Как крокус?!
— Махровыми, бекташи, махровыми. А сакральным знаком этого станет благочестивый аист, птица добрая, заботливая. Может, в честь нее и назовут наш новый орден.
Польский каббалист Иегуда, прозванный позже ха-Хасид поверил в скорое наступление эпохи чудес и основал группу "хасидим", благочестивых. Произошло это вскоре после прибытия в Львив дервиша Бекташи, когда разрозненные общины саббатианцев находились на грани отчаяния.
Одни верили Шабтаю Цви, предсказывая его возвращение в 1706 году в городе с львиным гербом. Другие, не желая даже упоминать имя вероотступника, искали новые пути приближения дней избавления. Подражая аистам, странствующим птицам, каббалист Иегуда путешествовал из города в город и в синагогах, со свитком Торы в руках, призывал народ к плачу, покаянию, непрерывным постам, чтобы ускорить пришествие Мессии. У него оказалось много последователей, которые, бросив семьи, возложили на себя тяжкие обеты, скорее уместные для христианских отшельников, чем для иудеев. Испытания, которым подвергались дервиши ордена Бекташи, казались аскетам — «хасидам» слишком легкими.
Бекташи, говорили поклонники Иегуды, выбрали самое простое — добровольное безумие.
Подумаешь, переночевать в обитаемой барсучьей норе, это не испытание! Они изображают юродивых во имя Всевышнего, но сомневаемся, что такой обман угоден.
— Сходить с ума надо правильно! — решили наиболее рьяные «хасиды».
Они стали скитаться полураздетыми и босыми, не оставаясь на одном месте больше двух дней, называя это вечным странствием. Подолгу постились, почти целыми днями читали покаянные молитвы, где обличали себя самыми бранными словами. Народная молва рассказывает о раввине Шимшоне, голодавшим около 6 лет и умершем в полном истощении. Его тело ничем не отличалось от мощей. Нашлись те, кто уверял, будто католики ночью вырыли только что похороненного раввина Шимшона из могилы и отвезли в одну из обителей. Затем исхудалый труп разделили на части, чтобы заменить ими мощи христианских святых. (История совершенно бредовая, но точно выражающая настроения галицких евреев)
Другие «люди-аисты» решили пойти пешком в Иерусалим, завернувшись в белые саваны, чтобы напугать турецкого султана и заставить его отдать евреям Эрец Исраэль. Если бы эти странники заранее спросили у христиан, то узнали, что подобные «крестовые походы живых мертвецов» уже не единожды проваливались, а турки ничуть не боялись пилигримов в саванах и продавали их в рабство. Но они не стали спрашивать, пошли налегке в сторону Валахии, надеясь через пару лет, минуя Трансильванию, Балканы и Адриатику, попасть через Средиземное море на Ближний Восток[34].
По дороге к ним присоединялись все новые и новые люди, странники шли, распевая псалмы, держа вышитые шелком знамена со львами, оленями и оливковыми ветвями. Свой поход фанатик Иегуда объяснял как «алию», восхождение евреев из болота рассеяния на прекрасные холмы утерянной Родины. Сами скитальцы называли себя «олим» — совершающие восхождение. Большинство «олим» не достигли Святой Земли, сгинув в дороге. Иегуда ха-Хасид умер в Иерусалиме через три дня после того, как его иссохшая левая нога ступила на Масличную гору. Правую ногу ему отрубили топором в глухой арабской деревне, так как каббалиста нечаянно укусил скорпион, и началась гангрена. Опираясь на костыль, Иегуда воплотил свою мечту. Похоронив его, паломники разбрелись по всему Востоку.