— Сэр! — Вивьен молнией выскочила из-под стола, е**нувшись об него башкой, но даже этого не заметила; она тут же вытянулась по стойке смирно и доложила: — Раздеться и потереться, сэр!
— Как выразить это музыкально?! — рявкнул я на неё.
Вивьен бросилась в сторону, подняла свои клавиши, которые я пинком отшвырнул две минуты назад. Разложила подставку и суматошно заиграла что-то, с ужасом глядя мне в глаза.
— П**дец, — прокомментировал я её потуги. — Пьяная оргия на скотном дворе с систематическими испражнениями друг другу в рожу. Прекрати немедленно, пока мы все тут импотентами не стали!
Вивьен послушно вытянула руки по швам.
— Иствуд, б**дь! — нашёл я новую жертву и в один прыжок оказался у камина.
Иствуд издавал какой-то ультразвук, пока я вытаскивал его, перепачканного в углях и золе, из камина. Левой рукой я прижал его к полу, правую отвёл для удара.
— Как возбудить мужика?!
— Я не знаю!
— Ты же пидор!
— Не-е-е-ет!
— Никто ни разу не видел, как ты трахаешь бабу, а значит, ты пидор, и сейчас ты расскажешь нам, как возбудить мужика.
— А-а-а-а-а, ма-а-ам-а-а-а!
— Херово стараешься, юнга, у меня на тебя не встаёт! — проорал я.
Но разбить Иствуду рожу и вколотить ему зубы в глотку не успел. Сзади раздался мягкий и добрый голос:
— Мёрдок, как по-твоему, что ты сейчас делаешь?
— В смысле?! — оглянулся я на Сандру, которая незаметно вошла в дом и, наверное, уже с минуту наблюдала за происходящим. — Провожу репетицию. А на что похоже?
— Ну… Я, конечно, не спец, но это больше всего похоже на массовую резню.
— Вот, — кивнул я и выпрямился, оставив Иствуда в покое. — Точняк — репетиция. Ты не кипишуй, это ж я так, с ласкою всё. Пацаны привыкшие. Да, пацаны?
— Пошёл на**й! — со слезами проорал Рома из своего угла. — Я увольняюсь! И жить я тут больше не буду!
— Ой, п**дец, напугал! — повернулся я к нему. — Как же я буду засыпать, не слыша, как ты наяриваешь мою клавишницу! Не надо, Ромыч, не уходи! Не бросай меня! Я ж тут совсем опущусь, бухать начну.
— Ну и не уйду! — крикнул в ответ Рома. Тут же озадачился собственным ответом и, обхватив руками голову, добавил: — Ты мне нейроны попортил. Я, типа, уже ваще не отдупляю, как думать. По ходу, ваще не умею.
— Так, ну-ка сел, б**дь, за барабаны и задумался на пять минут о популярных жанрах в музыке! — велел я. — Увольняется он. Уволишься, когда я скажу! Распоясались совсем, пока батя отдыхал!
Я подошёл к столу, выворотил на него последний из двух кувшинов и наполнил кружку. Подвинул Сандре.
— Будешь? — буркнул я. — Эти пока не заработали.
— Воздержусь, — вздохнула Сандра. — Так. Ты полностью деморализовал своих музыкантов, они теперь даже дышать боятся в твоём присутствии…
— Им не нужно дышать. Они должны играть популярную музыку.
— Мёрдок, мы сыграем всё, что скажешь, — пролепетал Иствуд, тщетно пытаясь подняться на трясущиеся ноги, как новорожденный оленёнок.
— Отставить, — прорычал я. — Я понял, что до этого дня в нашей группе доминировал авторитарный, деспотический метод руководства. И теперь всё будет иначе. Каждый участник «Благодарных мертвецов» может и должен вносить рацпредложения. Это называется «мозговой штурм».
— По-твоему, вот так проводится мозговой штурм?! — воскликнула Сандра.
— Типа, похоже, — простонал из-за барабанов Рома. — У меня, короче, сотрясение мозга уже есть. Верняк.
— Во! — указал я в его сторону кружкой. — Слышь, чего малой говорит?
Сандра покачала головой. Кажется, она уже начала жалеть, что заняла пост менеджера.
Дверь распахнулась, внутрь дома влетел Лимузин.
— Хозяин, я принёс дров, как ты просил! — выдохнул он, и из его инвентаря высыпалась охапка дров. — И я ушёл от погони, хозяин. Вернее, они сами отстали. После двух поворотов они поняли, что не знают, чего от меня хотят.
— А дрова ты сп**дил? — поинтересовался я.
— Мне пришлось, ведь у меня почти не оставалось сдачи… Я так устал, хозяин. Можно мне полакомиться этими прекрасными растениями, которых так много вокруг?
— Нельзя! — потрепал я осла по холке. — Молодца, Лимузин.
— Охереть, Мёрдок, — прокомментировала Сандра. — Мне сперва показалось, что после запоя твоя разрушительная мощь утихла. Но она, кажется, умножилась на два.
Только на два?! Оскорбление… Но ничего. Мы ещё всем покажем.