– Три мула и твое молчание.
– Вы их получите. Пойдем, я отведу вас к Нунайе.
Этого она ожидала. Если кто-то и управлял этим сообществом женщин и мальчиков у стен города, то это была Нунайа.
Нунайа не любила терять зря ни времени, ни слов. Мужчины, которые торопились, это знали или быстро узнавали. Клиент, пришедший к ней с визитом, через очень короткое время оказывался снова в стенах Фезаны, удовлетворив некоторые из своих потребностей и облегчив кошелек.
Покупка мулов оказалась несложным предприятием. Уже несколько лет Джеана – единственная женщина-лекарь в Фезане – была доверенным врачом городских блудниц. Сначала в их квартале у восточной стены, а потом здесь, на севере, после того как ваджи выставили их за городские ворота в один из пригородов у реки.
Это событие стало результатом одной из тех спорадических вспышек праведного гнева, которые возникали в отношениях между городом и теми, кто торгует плотской любовью. Женщины были уверены, что вернутся обратно в город в течение года и, возможно, снова окажутся за его стенами через год-другой.
Однако, учитывая то, что женщины и мальчики, которых можно купить, теперь находились в основном за пределами города, неудивительно, что появились тайные выходы из него. Ни один город, вне стен которого живет часть его обитателей – законных или незаконных, – невозможно огородить полностью.
Джеана к этому времени знала довольно много блудниц и не один раз выскальзывала из города, чтобы провести с ними веселый вечер за едой и питьем. Из почтения к Джеане, которая принимала у них роды и лечила их от болезней или ран, в такие часы они не привечали клиентов. Джеане общество этих женщин и умудренных жизнью печальных мальчиков нравилось больше, чем общество почти всех ее знакомых из города, как в самом квартале киндатов, так и вне его. Иногда она задавала себе вопрос, как это характеризует ее лично.
Жизнь в этом мире убогих хижин возле рва и реки протекала далеко не безмятежно, и часто Джеану срочно вызывали для лечения ножевой раны, которую одна из женщин нанесла другой. Но хотя здесь были представлены все три религии, ей было ясно, что когда возникали ссоры, они не имели никакого отношения к почитанию солнца, лун или звезд. И ваджи, которые выдворили изгнанниц сюда, были их общими врагами. Джеана знала, что эти люди ее не предадут.
Нунайа продала им трех мулов без единого вопросительного взгляда сильно подведенных глаз с тяжелыми веками. В этом месте не задавали нескромных вопросов. У каждого были свои тайны и своя боль.
Джеана села на одного из мулов, Велас и Хусари взяли остальных. Женщине полагалось сидеть в седле боком, но Джеана всегда считала это глупым и неудобным. Врачам позволялось быть эксцентричными. Она ехала верхом по-мужски.
Стояло лето, река текла медленно и лениво. Переправляясь через нее и крепко натянув поводья, Джеана вдруг почувствовала, как в них врезался тяжелый, плавающий в воде предмет. Она содрогнулась, понимая, что это такое. Мул резко отпрянул в сторону, и она чуть не упала, пытаясь с ним справиться.
Беглецы выбрались из воды и двинулись на север, к деревьям. Джеана один раз оглянулась. Позади горели фонари в сторожевых башнях вдоль стен, в замке и в высоких домах Фезаны, свечи, зажженные мужчинами и женщинами, укрывшимися за этими стенами от опасностей темноты.
По крепостному рву и по реке плыли обезглавленные тела. Сто тридцать девять тел.
Сто сороковой человек сейчас ехал рядом с ней, испытывая сильные мучения, но не издал ни одного жалобного звука.
– Посмотрите вперед, – тихо сказал Велас. Вокруг них царила темнота под звездами.
Джеана посмотрела туда, куда он указывал, и увидела красный свет костра вдалеке. У нее екнуло сердце. Наверное, открытый огонь костра на лугах мог означать множество разных вещей, но Джеана не могла определить, каких именно. Сейчас она находилась в чуждом мире, на этой открытой взорам равнине, ночью, вместе с пожилым слугой и толстым купцом. Все, что она знала и в чем разбиралась, осталось позади. Даже убогое предместье у стен города вдруг показалось безопасным, надежным местом.
– Мне кажется, я знаю, что это за свет, – через мгновение сказал Хусари. Голос его звучал спокойно, его неизменно уверенные манеры продолжали удивлять. – Собственно говоря, я в этом уверен, – продолжал он. – Поехали туда.
В данный момент Джеана слишком устала, чтобы думать о чем-то или возражать. Она благополучно вывела их из города и достала мулов, и теперь была рада подчиниться его мнению. У нее промелькнула мысль, что это приключение, это совместное осуществление мести может закончиться гораздо быстрее, чем они полагали. Она пустила своего мула следом за мулом Хусари в сторону костра, горящего на равнине.
Вот так и случилось, что они втроем, вскоре после того как взошла белая луна, подъехали прямо к лагерю Родриго Бельмонте и пятидесяти солдат, которых он привел с собой для сбора летнего париас. И Джеана поняла, что эти очень долгие день и ночь еще не закончились.
Глава 4
Мелкие фермеры из Орвильи, двенадцать человек, приехали в город все вместе, со своими нагруженными мулами, и покинули Фезану все вместе, когда в полдень базар закончился. Один-два из них хотели остаться и поглазеть на солдат, с вызывающим видом бродящих по городу, но это означало бы необходимость потом возвращаться обратно в деревню одним, без защиты. В неспокойной местности, неподалеку от ничейной земли, в такое тревожное время удовольствие пошататься по городу – или, для некоторых, посетить одно интересное предместье за северными стенами города – не могло перевесить насущную необходимость обеспечить себе безопасность в составе большой группы.
Задолго до вечерней молитвы они все благополучно вернулись в Орвилью с товарами, которые приобрели на рынке в обмен на продукты, произведенные за неделю. И поэтому никто из них не знал о том, что произошло в тот день в Фезане. Они узнают обо всем позже, но к тому времени это потеряет для них значение. Им придется разбираться со своей собственной бедой.
Разбойники с севера – даже невежественные крестьяне узнали всадников-джадитов – налетели на Орвилью как раз в тот момент, когда голубая луна присоединилась к белой на летнем небе. Расчет был слишком точным, чтобы списать его на совпадение, хотя с какой целью выбрали именно этот момент, никто после не мог себе представить. Возможно, то была причуда судьбы. Но в том, что произошло, когда всадники – по крайней мере пятьдесят человек – прорвались сквозь деревянный забор, окружавший деревенские дома и сараи, или перепрыгнули через него, не было ничего необычного. В Орвилье жило примерно двадцать семей. У них имелось несколько старых мечей и несколько ржавеющих копий. Довольно много мулов. Один бык. Три лошади. Арам ибн Дунаш, дом которого стоял у водяной мельницы на ручье, владел луком, принадлежавшим когда-то его отцу.
Он погиб первым, пытаясь трясущимися руками выпустить стрелу в летящего на него с воплями всадника. Пика всадника пронзила грудь Арама и пригвоздила его к стене собственного жилища. Его жена неосторожно закричала в доме. Услышав ее крик, всадник соскочил с коня и вошел в крохотный домик. Пригибаясь в низком дверном проеме, он уже расстегивал ремень.
Быстро загорелись дома и общинный сарай. В нем хранилась солома, и к середине лета она хорошо высохла. Языки пламени с ревом взметнулись над постройкой. Наверное, огонь было видно в самой Фезане.
Зири ибн Арам, который любил летом спать на крыше сарая, спрыгнул вниз как раз вовремя. Сарай находился на противоположном конце деревни от мельницы и ручья. Ему повезло, он не видел, как погиб отец. Как не видел и того всадника, который вошел в его дом, где находились его беременная мать и сестры. Зири было четырнадцать лет. Он попытался бы убить этого человека голыми руками. И, конечно, погиб бы. Сейчас же он неуклюже приземлился у ног смеющегося джадита, который, держа меч плашмя, сгонял в кучу всех тех, кто не погиб в первые мгновения нападения. Их было не очень много, как понял Зири, в отчаянии вертя головой и пытаясь разглядеть своих родных среди дыма. Человек двадцать осталось в живых из всей деревни, где обитало вдвое больше людей. Трудно было определить точно среди языков пламени. Орвилью пожирал огненный ад.