— Против всего их космического флота?
— Есть седьмой параграф межзвездного кодекса. Если идет открытая война между туземцами той или иной планеты и какой-либо частной или правительственной земной компанией, планета переводится на карантин, и все чужаки должны покинуть ее до завершения расследования. Даже если ММБ заручится поддержкой правительства, это ничего для них не изменит.
— Данный параграф не был применен в случае...
— Там все обстояло иначе, и вам прекрасно это известно! Тикхана уже шестьдесят с лишним лет состоит в федерации. Там мы, как говорится, всего лишь восстанавливали порядок и законность! Несчастные тикханцы!
— И сколько жизней будет стоить этот ваш план, Тераи? В разы больше, чем наш!
— Возможно. Хотя и не обязательно. Вы не знаете эльдорадцев. ММБ никогда не удастся подчинить себе ни ихамбэ, ни тем более кеноитов! Бюро может разве что их уничтожить. Но это будет не так-то просто. Я раздал туземцам оружие.
Директор ВБК рывком вскочил на ноги.
— Вы раздали им оружие? Да уже за одно только это мне следовало бы приказать арестовать вас!
— Почему же тогда вы не арестовали тех, кто раздал оружие племенам умбуру и поклонникам Беельбы? Ничего уже не поправишь. Я не мог оставить моих друзей без защиты.
Нокомбэ снова опустился в кресло, пальцы его забарабанили по столу, инстинктивно находя ритм дедовских тамтамов.
— Да, действительно. А я-то надеялся, что мы сможем отсрочить кризис!..
— Пожертвовав еще одной планетой?
— Да, еще одной, но лишь для того, чтобы спасти все остальные! Но теперь это уже невозможно. Возвращайтесь на Эльдорадо, Тераи. Постарайтесь минимизировать ущерб. Обещаю: через три месяца к вам прибудет наш крейсер.
Великан ухмыльнулся:
— Один крейсер... через три месяца! Слишком мало и слишком поздно — всё, как обычно!
— Если на Эльдорадо действительно придется объявить карантин, даже ММБ ничего не сможет поделать. Общественное мнение обернется против него. Оно и так, как вы знаете, решительно настроено против любой колониальной войны, пусть и допускает «полицейские операции». Но это опасная игра, Тераи! Никто не поручится, что карантин затем будет снят. А вы знаете, что это означает для вас: если вы останетесь на Эльдорадо, то уже не сможете его покинуть. Вокруг планеты будет установлен кордон из космических мин.
— Мне там нравится. Да и по закону карантин не может продолжаться более десяти лет. Я подожду.
— Что ж, будь по-вашему. Я мог бы приказать арестовать вас, и, наверное, мне так и следовало бы сделать. Ваш план опасен, но, черт возьми, я и сам уже начинаю думать, что это единственно возможный выход. Когда вы улетаете?
Тераи на мгновение задумался.
— Через три дня. Сначала попытаюсь повидаться с мисс Хендерсон.
— Удачи, и держите нас в курсе. Но прежде не забудьте зайти к нашим психологам. Вас туда проводят.
110-этажное здание ММБ возвышалось над Тихим океаном неподалеку от пляжа Сан-Грегорио, расположенного в южной части Сан-Франциско. Тераи посадил небольшой спортивный самолет, одолженный им у одного друга, на поляну рядом с виллой этого самого друга, в паре километров от офиса ММБ, но в ангар заводить не стал.
— Господин Лапрад! — воскликнул коренастый привратник-мексиканец. — Давно же вас не было видно!
— Десять лет, Тонио! Господин Джелинек черкнул тут для вас пару слов.
Тонио внимательно прочитал записку.
— Мне приказано во всем вам содействовать. Прекрасно. Какие будут распоряжения?
— Наполните баки и держите самолет наготове. А пока что выведите из ангара геликоптер.
Девушка-администратор попалась хорошенькая.
— Я хотел бы видеть господина Хендерсона.
— Вам назначено? Нет? В таком случае это невозможно. Совершенно невозможно! Господин Хендерсон чрезвычайно занятой человек.
— Для меня, думаю, это возможно. Извольте сообщить ему, что его желает срочно видеть Тераи Лапрад.
Девушка инстинктивно отпрянула. Тераи усмехнулся.
— А, понимаю! Я здесь своего рода страшилище — моим именем тут пугают людей. И все же позвоните, будьте любезны!
Девушка с некоторым сомнением наклонилась к микрофону, прошептала несколько слов, и на лице ее отразилось удивление.
— Присядьте, пожалуйста. Сейчас за вами придут.
Лапрад опустился в кресло и принялся ждать, находя коварное удовольствие в том, чтобы изредка бросать на красотку взгляды столь откровенные, что она вся залилась краской.