— Тераи, Совет желает тебя видеть, — сказал он.
Немало озадаченный, геолог поднялся на ноги. Уж не означает ли это, что сейчас он будет принят окончательно и бесповоротно? Или же... Впрочем, что гадать? Сейчас будет видно! Охотник довел его до входа в самую северную из пещер.
— Входи, — сказал он. — Я должен остаться здесь.
Тераи вошел. Пещера оказалась небольшой и темной — обычным узким проходом, в котором ему, широкоплечему мужчине, приходилось держаться бочком. Он взял факел, вставленный в одну из щелей, зажег его и двинулся вперед. Пройдя с полсотни шагов, он увидел перед собой слабый свет, затем грот внезапно расширился в зал с низким потолком, шириной метров в десять, не больше. Охеми, Ээнко и шестеро других вождей сидели кружком на песке у небольшого костра, дым от которого выходил через расселину в потолке.
— Садись, — скомандовал Охеми, указывая на свободное место рядом с собой. Тераи повиновался. Вожди хранили ледяное молчание, что навело его на нехорошие мысли. Наконец заговорил Ээнко.
— Человек из другого мира, мы дали тебе еду и кров. Ты спас моего отца, разделял с нами опасности охоты, сидел у наших костров, участвовал в работах нашего народа. Но прежде чем стать одним из ихамбэ, ты должен пройти последнее испытание. Готов ли ты сражаться на нашей стороне?
Проклятые умбуру — да заберет их Антафаруто! — с каждым днем становятся все более и более дерзкими. С десяток их воинов вчера пересекли Ируандику, убили одного охотника и похитили трех женщин из деревушки Ние, расположенной в двух днях пути вверх по течению отсюда. Тилен, — он указал пальцем на мужчину, сидевшего на корточках в тени, — бежал весь день, чтобы сообщить нам эту новость. Выступишь ли ты с нами — ты, твое смертоносное оружие и твой друг лев? С тобой мы, несомненно, одержим победу вскоре после того, как пересечем, в свою очередь, реку. Без тебя мы тоже победим, но уже заплатив гораздо большую цену. Будут погибшие среди ихамбэ, и женщины долго еще будут плакать! Что ты на это скажешь?
Тераи почувствовал, как на лбу у него выступил пот. Вот-вот должно было случиться то, чего он боялся с самого начала.
— Ты требуешь от меня слишком много, Ээнко! Умбуру, которые живут на том берегу, — тоже мои братья, и ты это знаешь! Они также принимали меня у своих костров. Мое сердце обливается кровью при мысли о том, что ты, Ээнко, убьешь Кильно или падешь от его руки. Почему бы вам не заключить мир? Дичи полным-полно как на этом берегу реки, так и на том. Оставьте южный берег умбуру, и пусть они оставят вам северный!
— Кровь нашего брата, убитого вчера вечером, требует возмездия, и наши похищенные женщины заливаются горькими слезами в лагере умбуру!
— Если хочешь, я сам пересеку реку, повидаюсь с Кильно и договорюсь с ним о том, чтобы он вернул вам женщин. Что же до убитого воина... разве тебе самому не доводилось убивать умбуру?
— Ты отказываешься нам помочь, и это при том, что мы оказали тебе самый сердечный прием!
В груди у Тераи уже вскипала ярость. Он встал и распрямился во весь рост, едва не задев головой потолок.
— Правда, Ээнко, заключается в том, что ты встретил меня направленным на меня копьем, в то время как я спас твоего отца, здесь присутствующего! И если бы не он, одному Антафаруто известно, что бы случилось! И тебя, Броль, — продолжал он, указав пальцем на одного из вождей, — я тоже спас, остановив моим смертоносным оружием того биштара, который едва не затоптал тебя в период гона! Вспомни и ты, Бикор, как я вытащил тебя из грязи зыбкого болота, в котором ты увяз! А тебя, Рофе, не окажись рядом Лео, сожрал бы н’губу, следовавший за тобой, тогда как ты его даже не заметил! Полагаю, я был верным другом всем ихамбэ! И я хочу таковым остаться. Но я не буду помогать вам в вашей войне!
— Но почему? Ты ведь не трус, и нам это известно!
— Потому, что любая война абсурдна, и даже не будь она такова, ваша война — не моя война! Я явился в этот мир не для того, чтобы убивать людей. Я хочу сохранить дружеские отношения с умбуру так же сильно, как желаю остаться другом и вам, и я постараюсь остановить эту дурацкую бойню, если смогу! В истории моего собственного мира было слишком много войн и крови. Здесь же я хочу сохранить руки чистыми. Если вы меня отвергнете за это, я уйду, преисполненный печали, но сохранив мое дружеское к вам расположение. Но это самое большее, что я могу сделать!