Он умолк, потом продолжил:
— Это фанатики, Стелла! Самое отвратительное, самое ужасное и самое опасное на свете! Они убили моих родителей, убили Лаэле, пытались убить меня! Но меня эти сволочи упустили! И я заполучу их шкуру — по крайней мере, на этой планете! Фундаменталисты, эти жалкие недоумки, живущие легендами бронзового века! Беельбаисты, воображающие, что вырезанные у девушек яичники принесут им богатый урожай тле и кулира! Но худшие из всех — это ваши, Стелла, ваши, полагающие, будто технический прогресс — это все, путающие науку и технику с производством блестящих побрякушек, убежденные в том, что, если земляне благодаря удаче или случаю оказались первыми в этом уголке космоса, им позволено грабить соседей и навязывать им свою цивилизацию, если здесь вообще уместно данное слово. Ради всего этого они готовы воспользоваться фанатизмом полудикарей. И они еще говорят о науке и прогрессе! Будь они трижды прокляты! Даже тот, кто придумал обычное колесо, обладал большей ученостью, чем все ваши инженеры, которые проституируют свой мозг для того, чтобы производить бесполезные или слишком сложные и потому не приносящие никакой пользы машины...
Тераи с отвращением плюнул на пол.
— Они еще обо мне услышат, ваши приятели из ММБ! Даже если придется добиться объявления карантина для этой планеты, они ее не получат!
Стелла тихонько вышла из комнаты. Тераи спал. Снаружи, под ослепительно ярким солнцем, парк казался вполне мирным и тихим — но лишь до того момента, как на глаза ей не попался какой-то кеноит с ружьем. К ней подошел Мелик, старший слуга.
— Госпожа, как он там? — спросил он по-французски.
— Жить будет, не беспокойтесь. Что происходит в городе?
— Повсюду идут сражения! Те из солдат, что остались верными Клону, отбиваются от сторонников Беельбы. Народ тоже разделился, кровь льется ручьями.
— Что ж, пока они сводят счеты, им не до нас!
Этот день показался ей целой вечностью. Время от времени из нижних кварталов доносился гул разъяренной толпы, в южной и западной частях города бушевали пожары. Разведчики, посланные Меликом, возвращались с противоречивыми сведениями: сторонники Клона берут верх. Нет, они разбиты. Императора убили. Нет, его видели на террасе дворца. Обмии заключил союз с Болором, убил его, подкупил... Словом, тут были все слухи, типичные для гражданской войны.
Сика сходила с ума от беспокойства: никто не знал, что стало с Офти-Тикой. Его нигде не видели с тех пор, как он вручил Тераи повеление императора. Он словно испарился, а ведь он был капитаном стражи внешних стен — очень важный пост, дававший допуск туда, куда прочим вход был воспрещен: во дворец... Как знать, не стоял ли он во главе сопротивления, восставшего против беельбаистов?
Он появился около пяти вечера, причем совершенно неожиданно. Крупный отряд солдат поднимался по улице, и Стелла приказала бить тревогу. Но солдаты, не став приближаться, рассеялись вокруг парка, словно для отражения атаки из города. Когда все улицы были перекрыты, к воротам в стене подошел офицер, и она узнала Офти-Тику. Он принес первые достоверные сведения.
В городе царило полнейшее смятение. Сто шестьдесят человек погибли во время попытки спасения Лаэле и как минимум вдвое больше получили ранения. Император приказал арестовать и немедленно казнить Обмии и Тераи. Часть армии отказалась повиноваться. Но на стороне беельбаистов было численное преимущество и исступленный фанатизм. Закидываемые с крыш камнями, солдаты Офти-Тики мало-помалу отступали и вот теперь попали в окружение у дома Тераи.
— А ты, где ты был все это время? — спросил Лапрад.
— Я с самого начала понял, что дело плохо. Вскочил на бирака, доскакал по северной дороге до первого поста связи и передал срочное сообщение генералу Ситен-Кану, который командует гарнизоном Якуна, объяснив ему ситуацию и попросив немедленно выступить маршем на столицу. Кан — ярый последователь бога Клона, он будет здесь через два дня.