– Я хочу до темноты выбраться с территории ихими, –
сказал Лапрад. – Это беспокойные соседи, и, когда я их видел в последний раз три месяца тому назад, они были что-то слишком возбуждены. Их родичи михо поспокойнее. В пять часов вечера Лео примчался длинными гибкими прыжками, взлетая над высокой травой, как рыжее пламя.
У них с Лапрадом произошел короткий «разговор».
– Нас преследуют. Человек двадцать. Поспешим!
Встреча произошла незадолго до сумерек. Лео внезапно зарычал, Лапрад остановился и зарядил карабин.
– Делайте, как я, черт бы вас побрал!
Гропас, бледный, но полный решимости, встал с ним рядом. Стелла почувствовала, как дрожь пробежала у нее по спине. Равнина казалась пустынной, ни одной рощицы не было поблизости, но высокая трава под косыми лучами солнца колебалась зловеще, словно скрывая полчища врагов. Носильщики сбросили свои мешки и охраняли тыл с ружьями наизготовку. Внезапно метрах в пятидесяти из травы возникли фигуры, раскрашенные яркими полосами.
– Дьявольщина! Боевая раскраска! Не стрелять без моего приказа, молчать и, что бы ни случилось, подчиняться мне слепо. Ясно?
От группы туземцев отделился один человек и медленно пошел к ним. В десяти шагах он остановился и поднял правую руку, ладонью вперед. Лапрад не двигался, но Стелле показалось, что он немного расслабился.
Туземец молча стоял несколько секунд в той же позе, и
Стелла смогла его как следует разглядеть. Он был очень высок, выше шести футов ростом, широк в плечах и худощав. В его черных волосах, связанных узлом на макушке, торчали четыре больших пера, медленно покачиваясь на ветру. Лицо было свирепым и казалось еще более диким из-за ярких полос боевой раскраски, зеленых и фиолетовых. Но кожа между полосами была просто смуглой. В
руках у него был лук, за спиной колчан, полный стрел, а за поясом – два больших кремневых ножа с рукоятками из застывшей смолы.
– Аке, Тохира! – сказал Лапрад.
– Аке ету, Тохира ма!
– Кажется, все в порядке, – шепнул Стелле Лапрад. –
Он ответил на приветствие.
Лапрад обменялся еще несколькими фразами с дикарем.
– Дело дрянь. Я сказал, что мы идем к Ируандике. Он не согласен. Говорит: река принадлежит умбуру. Я сказал, что она принадлежит также ихамбэ. Он ответил, что между ними война. Из последней фразы я понял, что воюют, по правде говоря, только ихими. Они хотят, чтобы мы вернулись. Я попрошу отсрочки до завтра.
– Эргуени ко то итира. Эгара тими (Он указал на
Стеллу). Ассиносси Тохара геба.
Воин заколебался, потом подошел к Стелле и долго ее разглядывал.
– То итира нэ!
Он повернулся и величественно направился к своим соплеменникам.
– Уф, я добился отсрочки!
– Что ему от меня было нужно?
– Я ему сказал, что вы измучены, что вы женщина и что такой большой вождь должен сжалиться над женщиной.
Он подошел, чтобы проверить, действительно ли вы принадлежите к слабому полу. Ведь на вас мужская одежда, не забывайте!
– Что нам теперь делать? – спросил Гропас.
– Главное, добраться до территории михо. Кстати, именно там находятся ваши месторождения. Если бы я был один, я бы сделал вид, что возвращаюсь, а сам быстрыми переходами обогнул бы владения ихими с востока. Но с вами двумя вряд ли это возможно.
– А что еще нам остается?
– Ничего. Вернуться домой.
– Но их всего двадцать, не больше!
– Да, сегодня. Завтра их может быть пятьдесят или сто!
– Попытаемся обойти их владения, – сказала Стелла.
Он взглянул на нее с любопытством.
– Это будет трудно, мадемуазель. Дьявольски трудно.
Придется состязаться в выносливости с охотниками, привыкшими преследовать дичь по многу дней. Думаете, это вам под силу?
– Я поднималась на Эверест!
– Это не одно и то же. Впрочем, рекомендация неплохая. Можно попробовать, если хотите. К тому же эта уступка с его стороны – оставить нас в покое до завтрашнего утра, – подозрительна. Скорее всего он ждет подкрепления.
Видимо, решил, что с двадцатью воинами ему не удастся так просто нас перебить. Как-никак меня знают даже среди умбуру.
– Вы думаете, за этой уступкой кроется ловушка?
– Боюсь, что так.
– Если нам удастся отсюда выбраться, эта встреча станет гвоздем моего фильма! Света, правда, было маловато, но зато все поймут, что сцена подлинная.