В свободное от службы время Брайн жил гонками NASCAR. Он всегда был в курсе последних результатов и рейтингов водителей. Наверно он мог бы работать механиком в одной из команд, настолько здорово он разбирался в технике. Я восхищался и ценил его за это. На передовой базе у Брайна была своя мастерская, которая была больше похожа на логово суперзлодея окутанное проводами, антеннами и телефонами, покрывающие небольшой стол. Если мы не были на миссии, Брайн всегда находился у себя в мастерской, создавая аппаратуру для армии. Однако, когда у него было время пообщаться с людьми он такой возможности не упускал.
В нашей команде Брайн отвечал за связь. Если радиостанция была в его руках, значит, беспокоиться о её работе не приходилось. Но ключевой фигурой в команде Брайна делала не только должность связиста, он был моим близким другом и советником. Брайн с его худым телосложением, рыжими волосами и веснушками, Смитти – наш сержант разведки и я могли бы составить сборную Ирландии. У Брайна не было бороды, которая в Афганистане порой может спасти жизни, зато были небольшие усы, которые напоминали усы Дока Холидея из фильма «Тумстоун: Легенда дикого запада». Руки у Брайна росли, что называется, из правильного места. Из куска фольги, пары батареек АА, кокса, нескольких фантиков от конфет и изоленты он запросто мог собрать радио, которое будет работать в любой точке мира.
Как я уже говорил в начале, у меня подобралась отличная команда, достойная финала игры за Супер Кубок. И Брайн занимал одно из ключевых мест в этой команде. Это лучший специалист по связи из тех, кого я видел в течение пятнадцати лет службы в армии. Он со своим напарником Смитти всегда выполнял поставленную им задачу ответственно и до конца. Вместе это парочка могла вынести кого угодно.
Будучи простым парнем, Брайн никогда не отвлекался на мирские утехи вроде крутой тачки, денег и красивых женщин, вместо этого он был примерным семьянином и относился к своей семье с таким же трепетом, как к своей работе. Эти качества Брайна вызывали глубокое уважение, и я всегда приводил его в пример другим членам команды.
Тем временем наш конвой вошел в город со стороны рынка. Днем это место переполнено людьми, буквально яблоку негде упасть. На прилавках разложены мясные туши, ковры и прочие товары для дома. Но сейчас рынок был пуст, а множество магазинчиков с прикрытыми ставнями могли быть неплохими наблюдательными позициями. Автомобили, грузовики, тележки, остатки сожжённой советской техники, стоящие вдоль обочины дороги были хорошим местом для закладки придорожного СВУ.
ПНВ позволял мне заглянуть в каждое окно, каждый переулок, где нас могла подстерегать опасность. Небольшие яркие точки от ЛЦУ наших винтовок шарили вдоль стен построек, ища цель. Впереди мы увидели КПП Афганской национальной полиции, я сверкнул инфракрасным маячком в их сторону. Проезжая через пост я легко мог разглядеть в зеленоватом свете ПНВ белоснежные улыбки полицейских. Один из них подал нам знакомый сигнал гавайской шакой – жестом из оттопыренного большого пальца и мизинца.
Как только хвост колонны прошел КПП афганской полиции Брайн прибавил газу и, управляя машиной подобно гонщику NASCAR, помчался по улицам Кандагара. Я чувствовал себя в большей безопасности, когда мы ехали быстро, особенно при подъезде к самому опасному участку маршрута, известному как «Аллея СВУ».
Около 70% всех взрывов от террористов-смертников и СВУ происходило именно на этом участке дороги через Кандагар. Повсюду были следы от терактов: изрешеченные стены, разбитые поребрики, воронки на дороге. Эти воронки хоть и были не глубокими, но могли разбить подвеску наших грузовиков, из-за чего мы вынуждены были сбросить скорость.
Когда мы замедлились, чтобы объехать особенно большую выбоину в гарнитуре радиостанции затрещало «Мотоцикл на три часа!»