Я подошел поближе и сел на скалу, а затем позвал Рафики. Та бросила на меня взгляд, повернулась и двинулась ко мне. Так мы приветствовали друг друга в самом сердце и в самом пекле юга Африки, и, как бы в подтверждение нашего союза, она улеглась на землю у моих ног.
Затем вдали показалась Фьюрейя. Она повернула голову в мою сторону, но поприветствовала только голосом: она уводила детенышей подальше. Я снова взглянул на Рафики — кожа да кости, слюна пузырится в мягких черных уголках пасти. «Бедняжка», — подумал я. Мошки набивались ей и мне в глаза. Затем львица встала, и мы вместе направились в ту сторону, откуда она пришла. Дойдя до высохшего русла, я увидел следы Фьюрейи и ее детенышей — они ушли куда-то вперед. Мы с Рафики направились туда же. Я глянул в южную сторону — облака явно двигались к нам. Я тихо помолился, чтобы ночью обязательно пролился дождь и принес облегчение исстрадавшейся земле.
Мы прошагали еще немного, и вдруг Рафики метнулась вправо и устремила свой взор на пастушье дерево. Я крепче стиснул копье, опасаясь, что среди кроны мог притаиться леопард, затащивший на ветки добычу. Я присмотрелся. Никакого леопарда не было, осталась только давно брошенная им добыча — недоеденные и высохшие останки импалы. Рафики подпрыгнула и вцепилась в леопардову добычу — она страшно изголодалась. Наконец ей удалось стянуть трофей вниз — я слышал, как он брякнулся на землю, словно связка жердей.
Тут до моих ушей издалека донесся стук по окаменевшей земле сотен копыт, удалявшийся на запад. «Это охотится Фьюрейя, — подумал я, с грустью взглянув на валявшиеся передо мной изъеденные личинками останки импалы. — Ни пуха тебе, ни пера, Фьюрейя, — сказал я про себя. — Возвращайся с добычей, чтобы и Рафики досталось». Между тем Рафики припала к земле и с жадностью набросилась на жалкие останки антилопы.
Я покинул Рафики и не стал искать Фьюрейю. Я надеялся, что охота увенчалась успехом, и не хотел тревожить ее. Пиршество, голод, подбирание крох за другим хищником — таковы колебания маятника, вызванные засухой, которая выпила последние соки земли и высосала энергию всех тех, кто живет на ней. Я двигался на юг и чувствовал, что схожу с ума от жары и ослепительного солнечного света. Тем не менее я обратил внимание, что тучи плывут мне навстречу.
Солнце клонилось к закату, а с меня по-прежнему струился градом пот, и земля все так же излучала жар. Небо надо мной было совершенно чистым — облака только подразнили и улетучились. Значит, предстоит еще одна знойная ночь, а на следующий день, как и сегодня, снова ждет изнурительная жара. В таких условиях порою чувствуешь, будто половина твоего существа уже отправилась на тот свет, а о другой вовсе нет желания беспокоиться.
Летние ночи — пора царствования змей и скорпионов; самые зловредные из этих созданий не обходили стороной и наш лагерь. Кто к нам только не жаловал — и южноафриканские гадюки, и кобры, не говоря уже о ядовитейшем скорпионе-парабуфисе с толстым хвостом и ядом нейротоксического действия. Однажды удушливой ночью я проснулся от пронзительного писка. Я замер, пытаясь определить, откуда он доносится и кто бы это мог пищать. Когда мой рассудок несколько прояснился, я понял, что источник писка находится прямо у меня под головой. Я лежал на раскладушке, а писк раздавался с земли.
Я включил фонарь и с опаской посветил вниз. Опасаться и в самом деле было чего: вот она, южноафриканская гадюка собственной персоной, с типичными черными полумесяцами на широкой спине. В пасти у нее была зажата корчащаяся мышь. Я знал эту мышь. Она уже несколько месяцев жила у меня в палатке — ночью шуршала, ища крохи еды, а днем спала среди вороха моей старой одежды. Нам не хотелось никого убивать, но ради собственной безопасности приходилось делать исключение для скорпионов и ядовитых змей, появлявшихся в лагере. Я схватил массивную глыбу, которая лежала в палатке, — это был «Батианов камень», потому что, будучи детенышем, он любил отдыхать возле него. При первом же моем движении змеюка бросила добычу и с шумом заскользила по полу палатки. Бросок был точен! Тварь мгновенно околела, а меня охватили угрызения совести…
Вскоре после этого случая Джулия однажды проснулась на заре вся в поту: ей приснилась змея. Пока я продолжал досматривать свои сны, она приготовила чай и вышла, чтобы достать мне чашку. Неожиданно она услышала шорох в траве близ того места, куда я накануне вечером поставил свою раскладушку, ища хоть немного прохлады. Она тут же вспомнила приснившееся и замерла на месте, а затем осторожным шагом направилась ко мне.