Теймуразу тоже захотелось поесть, только не здесь, — чего же завидовать чужому счастью и этой безоглядной вольной трапезе? Чего завидовать, когда сам в полной силе и волен поступить, как заблагорассудится?
С этим настроением он беспрепятственно дошел до ближайшего ресторана, а перед входом внезапно посерьезнел, наверно, заметил, что злачное место в том же здании, в котором он остановился. «Машук» — написано было над дубовой дверью гостиницы.
«Люкс» удивительным образом преобразился в красном свете предвечерья: в обстановке появилась степенность и величавость.
Теймураз сел в темное мягкое кресло, не желая противиться усталости, откинулся на спинку. Сон быстро надвигался, в приятной истоме проступали виденные днем лица, фигуры, потом все заслонила добрая глазастая голова Черныша. Наездник улыбался в дреме, потом затаился, как бы карауля момент, когда невесть откуда берется страх. Черныш медленно удалялся, и Теймуразу чудилось, будто лошадь и впрямь смотрит на него, и взгляд ее проникает в душу.
Он проснулся от необыкновенно знакомого запаха горной лаванды, увидел зеленый полумрак и каким-то особым чутьем угадал присутствие женщины в номере. Он не удивился, поразило только, что это самая настоящая явь, Теймураз слегка сдвинул кресло и тотчас заметил, как женщина, застрявшая в светлом проеме полуоткрытой двери, смело шагнула в номер.
— Извините, — сдавленно сказала она. — Я стучала — никакого ответа. А ключ снаружи.
— Кто вы? — тихо спросил Теймураз.
— Юлия… — в замешательстве откликнулась она. — Ну, помните Коктебель, «Элладу»? Это я пела…
Она уже стояла в комнате, в мерцающем зеленом свете неоновой вывески, и оттого ли, что в струе воздуха колыхалась легкая занавеска, фигура ее казалась зыбкой тенью, и Теймураз не сразу смог найти кнопку настольной лампы. Оба — Теймураз и Юлия — сощурились на свет, и все же он первым разглядел ее, очень красивую, с тонким лицом, со смолисто-черными, коротко стриженными волосами.
Уже одно обстоятельство — визит красивой незнакомки — заставило Теймураза испытать чувство горечи: не к добру.
— Извините, — произнесла она обескураженно. — Я, наверно, не туда попала… Я вас не знаю.
— Ну, зачем так… — сказал Теймураз. — Вы приходите не в первый раз. Вы меня ищете, я знаю, зачем… Только, поймите, я играю честно.
— Да что вы говорите! — вдруг напряглась Юлия. — Я вас впервые вижу. Я пришла к Розанову, администратору филармонии…
— Значит, вы попали не туда…
— Но он сказал, что живет в этом номере. — Юлия сбивалась. — Когда вы поселились?
— Сегодня утром.
— Он уехал, — сникнув, сказала Юлия. — Я сама виновата. Это я, копуша… — Она, закрыв лицо ладонями, коротко всплакнула, но быстро спохватилась. — Извините, я пойду. Так мне и надо, дуре…
В ее голосе не было ни озлобленности, ни горя. Слова «Он уехал…» она выдавила с таким надрывом, с таким всеохватывающим упреком, что и Теймураз, еще не понявший, чем провинился администратор филармонии перед этой женщиной, почувствовал себя его сообщником.
— Да не все же такие… — не совсем уверенно сказал он.
— Я вас ни в чем не виню, — сердито сказала Юлия. — Это у вас ко мне есть претензии, — она звонко рассмеялась сквозь слезы и совсем похожа стала на маленькую девчонку. — У вас случайно — не мания преследования?
— Может быть, — грустно проронил Теймураз. — Не знаю. Боюсь врачей…
— А смерти не боитесь?
— Смерти?.. Нет.
— А я вот смерти боюсь, — просто сказала Юлия. — Ну, я пошла…
— Подождите, — засуетился Теймураз. — Нельзя же так. Может, он появится скоро, администратор. Ну, ведь он — живой человек, вспомнит, если обещал…
— В том-то и дело — обещал. Я бы опять поехала на целый месяц.
— В Коктебель?
— Не обязательно. Не все ли равно куда. Я пою там, где люди тоскуют.
— Ах, какой подлец, — сказал Теймураз, радуясь ее легкомысленным словам. — Он вам всю малину испортил. Какой он из себя — с усами, с бородой, в очках?
— Вам-то зачем знать? Или вы тоже по этой части — из филармонии?
— Я наездник, — серьезно сказал Теймураз. — Я подумал, что вы…
Юлия уже возле двери энергично повернула к нему голову, и от нее повеяло волнующей притягательной силой. Ясные и смелые глаза остановились на нем выжидательно.