Повыше, на сухом месте, торчал потрепанный волнами десантный бот времен второй мировой войны, принадлежащий теперь нефтяной компании. Возле него стояли несколько человек. Лица у них были озадаченные, особенно один изумленно таращил на нас глаза.
— Как это вам пришло в голову пересечь пролив на такой штуке? — спросил он. — Вы что, не знаете? Тут течение десять узлов.
Я поперхнулся.
— Десять узлов? Я думал, шесть.
— Вообще–то шесть, но там, где прошли вы, в узком месте, все десять. А куда вы, собственно, направляетесь?
Все еще потрясенный, я еле выговорил: «В Ушуаю» — и потом объяснил, откуда мы взялись. Его лицо смягчилось.
— Вы люди решительные, как я погляжу. Очень жаль, но дорога еще не готова. Там работают дорожники. Что ж, поезжайте дальше, пока сможете, а потом возвращайтесь сюда. Мы переправим вас обратно на барже.
На нефтеочистительном заводе нам охотно помогли: в их мастерской мы привели джип в порядок и двинулись дальше на юг по таким же холмистым бесплодным равнинам, как в Патагонии.
Огненная Земля, разделенная пополам аргентино–чилийской границей, славится своими крупнейшими овцеводческими фермами во всем западном полушарии. Недавно здесь прошли сильнейшие ливни — таких не было в этих местах уже шестьдесят лет, — и теперь изгороди были увешаны трупами сотен овец, которые утонули в залитых водой низинах.
Для того чтобы добраться до Магелланова пролива, на континенте нам пришлось вначале проехать в Чили, но, когда мы оказались уже на острове, нужно было вновь въехать в Аргентину: через нее лежал путь дальше на юг. По давней традиции сообщение между этими двумя странами отвратительное. Собственно, то, по чему мы ехали, нельзя было даже назвать дорогой. У самой чилийской таможни топкая тропинка превратилась в две заросшие травой колеи, а потом вообще затерялась среди влажных лугов. Мы развернулись и поехали обратно в полной уверенности, что выбрали не ту дорогу. Но, увы! Это и было шоссе, соединявшее Чили и Аргентину на Огненной Земле. Так и езжайте прямо через луг, сказали нам. Мы поехали и тут же застряли в болоте. Правда, спустя несколько минут некий многоопытный джип пробрался через трясину и выволок нас на твердую землю. Мы поблагодарили водителя, но он сказал, что это его работа.
— Тут все застревают, — пояснил он. — Ничего, дальше пойдет легче. Вот только мост на аргентинской стороне… его недавно смыло ливнем.
Мы с Элен переглянулись. Видно, наши злоключения еще не кончились. Мы спросили про этот мост в первом же полицейском участке, где в пятый раз проходили аргентинский таможенный досмотр. Да, мост снесло, и его еще месяц не будут восстанавливать, сказали нам. А как насчет дорог на том берегу? До самой Рио—Гранде дорога хорошая, и оттуда, до озера Фаньяно, семьдесят миль — тоже. Но за озером дорога плохая, а на переходе через Анды все еще двенадцать миль надо одолевать по тропке, годной только для лошадей. Мы воспрянули духом: двенадцать миль бездорожья все же лучше, чем двадцать пять!
Пока не увидели своими глазами реку, через которую теперь не было моста, мы как–то не очень волновались. Но оказалось, что это вовсе и не река. Это была болотистая низина, затопленная ливнями. Дорога шла по насыпи, и на ее середине, там, где рухнул бетонный мост, был провал. По одну сторону насыпи на полмили тянулась заполненная водой канава с виду как раз такой глубины, что «Черепаха» вполне могла по ней плыть. Под завистливыми взглядами водителя грузовика, безнадежно застрявшего по другую сторону моста, мы сползли с насыпи в эту канаву.
Колеса бешено били по воде, гребной винт отчаянно вертелся, и «Черепаха» кое–как тащилась, но ярдов за пятьдесят до того места, где можно было вновь выбраться на дорогу, ей пришлось остановиться. Здесь было слишком мелко для того, чтобы плыть, и слишком глубоко для того, чтобы колеса могли коснуться мягкого дна канавы. Я уже выбирал кол в заборе, чтобы с его помощью сдвинуть машину, когда водитель грузовика сообразил, как сделать это гораздо проще. Он бросил нам конец каната, привязал другой его конец к грузовику и вытащил нас из канавы, как рыбу на удочке.
На полпути через Огненную Землю, в Рио—Гранде, мы услыхали отличную новость: лошадиной тропы осталось уже всего восемь миль, остальная дорога расширена.
Окрыленные, мы поспешили дальше на юг. Неподалеку от Рио—Гранде местность изменилась. Холмы на равнине стали круче, долины — глубже, кустарник — выше, кое–где начали проглядывать голые скалы. Потом кустарник заменили небольшие деревья, долины превратились в узкие ущелья, по дну которых бежали речки. И наконец, взобравшись на вершину холма, мы увидели белую горную цепь, протянувшуюся с востока на запад, — величественные Анды. По другую сторону этого хребта лежала Ушуая.