Где–то в пустыне
— Ура, Рин—Тин-Тин! — кричали ребятишки, но, когда Дина соскочила на землю, они тотчас же вскарабкались на ближайшее дерево, цепляясь за ветки, точно стая маленьких коричневых обезьян. Мы убедили их, что Дина никого не тронет, и постепенно, по одному они спустились вниз и даже отважились осторожно гладить ее, не переставая бормотать: «Рин—Тин-Тин».
От Трес—Пикоса дорога опять приблизилась к подножию гор, где место было более открытое, и на некоторое время двигаться стало легче, хотя мы ни разу не ехали со скоростью более пяти миль в час. На дороге то и дело попадались камни, которые надо было убирать, часто приходилось перебираться через поваленные молнией деревья, а при переезде arroyos (Ручей, поток (испан.)) Элен, точно штурман–танкист, высовывалась из верхнего люка и указывала дорогу, когда длинный нос «Черепахи» загораживал от меня канаву. В машине было жарко, как в пекле. Термометр показывал сто двадцать градусов по Фаренгейту. Пол кабины так накалился, что Дина взвизгивала, когда внезапный толчок сбрасывал ее с койки.
Мы зигзагами пропахивали холмы, скрытый травой валежник барабанил по дну джипа; порой мы вообще теряли дорогу, возвращались и нащупывали колею только затем, чтобы очень скоро вновь потерять ее. В середине дня мы снова спустились в долину. Вблизи железнодорожного полотна дорога то сползала в глубокие овраги, то петляя лезла вверх по их обрывистым бокам. Часто одно колесо тонуло в колее, другое шло по высокому гребню дороги, и в таком виде мы медленно тащились, соскальзывая в глубокие ямы; машина почти все время шла с невероятным креном, который далеко превосходил высчитанный мной предел безопасности. Здесь мы впервые пересекли железнодорожные пути. Подпрыгивая на рельсах, джип скатился с насыпи, и все содержимое шкафов посыпалось на пол. По другую сторону дороги мы, точно на танке, прорывались сквозь густые заросли. Ветки хлестали по крыше «Черепахи», и внутрь падали полчища злющих муравьев. А потом начались земляные работы. Неподвижный зной висел и воздухе, точно одеяло. Часто приходилось срезать высокий бугор между колеями и заваливать ямы, а чтобы лопаты не выскальзывали из рук, мы натирали их грязью. Уже стемнело, а мы все еще копали. На пригорках высокая жесткая, как проволока, трава, цепляясь за колеса, почти останавливала машину. Наконец мы стащили с себя пропотевшую одежду; о еде никто и не думал. А от Трес—Пикоса всего было пройдено десять миль.
К середине следующего утра удалось преодолеть еще одну милю. Элен медленно вела машину, а я шел впереди, очищая дорогу от слишком крупных валунов и срубая ветки, загораживавшие путь. С каждым шагом лес становился все гуще. Длинные змеевидные лианы свисали с широких, как зонты, крон деревьев; прозрачные голубые бабочки, точно привидения, скользили среди огромных, как слоновые уши, листьев растений, и часто, когда я нагибался, чтобы отбросить камень, меня пугало какое–то движение в траве или бусинки глаз игуаны, стоявшей на задних лапках на сгнившем стволе дерева. Над всем стоял затхлый запах тления. И вдруг перед нами раскинулось непроходимое болото ярдов двести длиной, через которое узким каналом пролегла дорога. Я попробовал всюду, где мог, измерить глубину палкой. Вода стояла дюймов на восемь, но внизу дно было достаточно твердое. Мы осторожно двинулись вперед и погрузились всеми четырьмя колесами. Но футов через двадцать джип пошел все медленнее и медленнее и наконец забуксовал. Прежде чем колеса успели увязнуть, я быстро дал задний ход и выехал на старое место. Потом попробовал еще раз на максимально возможной скорости, рассекая грязь и разбрызгивая черную пенящуюся воду. Двадцать футов, сорок футов… но, как только мы потеряли скорость, джип неуклонно начал погружаться в грязь. Мы с отчаянием смотрели, как вода покрыла колеса; черная жижа подступила к самому борту, и только плавучесть лодко–образного корпуса джипа не давала его засосать.
— Что же нам теперь делать? — жалобно спросила Элен. — Ждать шесть недель, пока дожди не вынесут нас отсюда?
— А для чего же у нас есть лебедка? — ободряюще ответил я.
Кстати, у нас была еще веревка из манильской пеньки полдюйма толщиной, а впереди в пределах ее двухсотфутовой длины стояло несколько деревьев. Один конец я надежно привязал к стволу и дважды обернул веревку вокруг лебедки.