Женщины за делом
Одной из причин такого медленного продвижения было то, что «Черепаха» плохо шла на больших высотах. Но очень задерживали также и ламы. Нас настолько интересовали эти отдаленные родственники верблюдов, что мы просто не могли проехать мимо и останавливались буквально возле каждого животного. На редкость красивы эти ламы! На шее — яркое ожерелье, а на ушах — кисточки, точно из цветной развевающейся ленты, и очень высокомерный взгляд прямо нам в глаза. Лама считается вьючным животным, но носит на спине свои крошечные свертки с таким снисходительным видом, движется такими мелкими шажками, а хвостик так гордо торчит кверху, точно турнюр на мягких линиях ее крупа! Тщеславие — имя твое, о лама!
На плоскогорьях Перу трудно избежать презрительного взгляда ламы
Когда мы приехали в Уанкайо, воскресный утренний базар был уже в полном разгаре. Наш путь лежал по главной улице, часть которой была перегорожена: тут торговали индейцы, и на протяжении десяти кварталов все было буквально заставлено маленькими палатками из полосатой красного с белым ткани. Мы поставили «Черепаху» в переулке и смешались с толпой, но тут в суматохе я потерял Элен. Когда я нашел жену минут через двадцать, глаза ее сияли. Я понял, что с ней снова произошло нечто необыкновенное.
— Ну, успокойся, сделай глубокий вдох и рассказывай. Что произошло?
— Я нашла человека, он набьет нам матрасы. Он сказал, что может кончить их сегодня же.
Это и вправду была отличная новость. В тот день мы все равно не могли бы никуда выехать, ибо к югу от Уанкайо на протяжении ста пятидесяти миль тянется одна–единственная узкая дорога и движение по ней идет поочередно в обе стороны, меняясь каждый день. День нашего направления был понедельник. Мы с Элен вместе пошли окончательно договориться о матрасах. За сумму, равную десяти долларам, ремесленник–индеец согласился сделать два матраса нужной величины. Он показал нам и материал — яркий розовый тик для верха и серо–черное растительное волокно для набивки. Волокно было упругое и жестковатое, как недоваренные макароны, но все–таки мягче, чем доски топчанов, к которым мы уже почти привыкли.
В одном отношении базар в Уанкайо показался нам необыкновенным. Он был на редкость тихий и спокойный. Особенно та его часть, где продавали шляпы. Элен, ничуть не смущаясь тем, что в своих выцветших шортах она выглядит отнюдь не модной дамой, заинтересовалась фасонами шляп в Уанкайо не менее живо, чем две стоявшие рядом с ней босоногие индейские модницы. В своих широких юбках цвета подсолнуха вперемежку с пунцовым п шелковых блузках — явно разряженные в пух и прах — они выбирали шляпы так же напряженно и сосредоточенно, как любая светская дама на Пятой Авеню. И точно так же, как эта дама, никак не могли решить, на какой из сотен шляп остановить свой выбор. Они примеряли их все подряд: старинные, точно с полотен Ренуара, с лентами из тафты, котелки с мелкими донышками, соломенные береты цвета бледного золота — и тщательно следили за тем, чтобы шляпы хорошо сидели на голове, и это было особенно смешно, потому что они вообще никак не могли сидеть. И в конце концов, точно так же как многие светские дамы с Пятой Авеню, они ушли, так ничего и не купив.
Плоскогорья Перу. Склад провизии и временное жилье
Всю ночь мы пытались обмять наши новые матрасы, чтобы на них удобно было лежать, а с рассветом отправились в путь: нужно было проехать сто пятьдесят миль до Аякучо еще до наступления сумерек. Дорога не зря была сделана односторонней. Это был опаснейший выступ, выбитый на склоне глубокого ущелья, и извивался он высоко над рекой Мантаро — молочно–бирюзовой полоской клокочущей пены в котловине многоцветных скал. Спускаясь в зеленые долины, устало взбираясь на высоты, где парят орлы, «Черепаха» ползла по направлению к Куско через Аякучо, Андауайлас и Абанкай — города, расставленные вдоль центральной магистрали так же пунктуально, как гостиницы древних инков.