Мы бродили по улицам города, и у меня было такое ощущение, точно я в театре, на сцене только что взвился занавес и началась какая–то археологическая пьеса. В расположенных ярусами стенах, где время откладывало слой за слоем, я прочел, как в театральной программе, первый акт основания этих стен — вымершее искусство ннков, чудовищный труд каменной кладки мозаичной точности. Акт второй — появляются испанцы со своими глиняными и соломенными постройками. И наконец, акт третий, и последний, — век машин, рифленые железные крыши. В Куско, политическом и религиозном центре инков, были построены величайшие храмы в честь луны и звезд, покорных слуг высшего божества — Солнца. На плато над городом возвышались и другие памятники инков: огромная крепость Саксауаман, Кенко — подземный зал для размышлений, высеченный в толще скал, и ванны инков, куда из неизвестных источников стекала кристальная вода. Все это свидетельство талантливости народа, который создавал, не имея благодетельной помощи стали, и без всяких вьючных животных двигал камни размером больше «Черепахи».
Все путеводители уверяют, что без посещения Мачу—Пикчу, горной крепости инков, невозможно закончить осмотр Куско. Туда можно было добраться только на фуникулере, и мы купили билеты, но не в роскошную восьмиместную автодрезину и даже не на тридцатиместный рельсовый автобус–люкс, который рекомендуют туристские агентства. Рано утром на следующий день мы взобрались в старинный деревянный вагон, где нашими спутниками были индейцы, цыплята и свиньи. Дина была в восторге, что ей не пришлось ехать в багажном вагоне, и мгновенно устроилась со всеми удобствами — на плаще одного из пассажиров, который был очень обижен, когда мы ее согнали. Это был самый медленный поезд в мире: он покрывал семьдесят миль за шесть часов. Мы ползли по склону и вскоре уже мчались по более ровной местности с головокружительной быстротой — пятнадцать миль в час.
Первый маленький городишко стоял на расстоянии менее часа езды от Куско, но, когда мы туда приехали, некоторые пассажиры уже успели проголодаться. Жители городка обслуживали нас не хуже, чем вагон–ресторан. Через открытые окна нам протягивали горсти жареных кукурузных зерен, ломти хлеба и маленькие жареные печенья из кукурузы. Дина равнодушно отказалась от своей обычной галеты и ухитрилась заставить какую–то индеанку поделиться с ней куском мяса. Примерно на полдороге к Мачу—Пикчу машинист тоже проголодался и остановил поезд у какой–то деревни, чтобы пообедать. Не знаю, тряска ли поезда или разреженный воздух на такой высоте тому виной, но нас почему–то не соблазнили зажаренные целиком свиные головы со злыми скошенными глазами.
Прошло еще три часа, и наконец кондуктор выкрикнул: «Мачу—Пикчу!» — и указал рукой куда–то вверх. Со дна ущелья я поглядел на зеленую стену горы и грунтовую дорогу, которая вилась по ней. За старым железным мостом нас ожидал грузовик: ему предстояло поднять нас еще на две тысячи футов, к маленькому трактиру у подножия развалин.
Потрясенные таинственностью Мачу—Пикчу, через два дня мы снова сидели на каменном троне инков наедине с тишиной, многие века окутывавшей мертвый город, эту жемчужину архитектуры, окаймленную зеленой бархатной травой. На противоположной стороне равнины виднелся наблюдательный пункт инков — остроконечная вершина, точно минарет, возвышавшаяся над куполом горы, на которой был выстроен город. В сумерках уходящего дня легкие террасы вырисовывались особенно четко; храмы, башни и стены рельефно выделялись на фоне гор. Когда–то на них рос тростник, а теперь их покрывал дикий кустарник — черная смородина и кое–где первоцвет.
В воздухе повеяло вечерней прохладой, но каменный трон под нами все еще хранил тепло, и мы пытались представить себе Мачу—Пикчу, каким он мог быть с десяток столетий тому назад, когда труженики засаживали эти террасы юккой, картофелем и кукурузой, а по каналам бежала чистая холодная вода из далеких ключей. Мы представляли себе дев Солнца в садах среди орхидей, бегонии и лупинуса, жрецов, ежедневно совершавших моления в храме Трех окон или в обсерватории, где и сейчас отбрасывает свою тень призматическая стрелка гигантских солнечных часов. И вдруг мы словно увидели, как на каменный трон медленно поднимается властитель инков, чтобы проводить своего бога, уходящего за окутанные ту» маном утесы.