Перед нами расстилался беспредельный волнистый степной океан под названием Патагония, покрытый скудным, всего несколько дюймов высоты, кустарником, посеченным кинжальными ударами ветра. Порой попадались вдруг разросшиеся кусты, словно природа, раскаиваясь в собственной жестокости, создала крошечное убежище для овец, сбившихся в кучу с подветренной стороны. Но это же убежище — смертельная ловушка для многих животных, схваченных в капкан острыми ветками. Их побелевшие кости мрачно стоят торчком, напоминая скелеты в день всех святых 1 ноября. На редких озерах, разбросанных по степи, огненнокрылые фламинго окрашивают небо в цвета неуместно раннего заката; зуйки и ибисы с острыми, как шпага, клювами и оранжевыми шеями легко парят по ветру. «Черепаха» напевает свою ровную песню, лишь норой вздрагивая, когда внезапный порыв ветра замедляет ее ход или гравий, вылетающий из–под колес, обгоняет нас и барабанит по крыше. Встреча с другой машиной здесь такое же событие, как встреча с кораблем в открытом море; и даже одинокий гаучо на горизонте кажется странно неуместным в этих краях, словно не предназначенных для живых существ.
Четыре дня мы неуклонно идем на юг. Дождь, который столько недель то начинался, то переставал, льет непрерывно, по грунтовой дороге бегут потоки воды. Гуанако, эти дальние родичи лам, с любопытством смотрят на нас, но стоит «Черепахе» почему–либо изменить скорость, как они стремглав кидаются прочь широкими прыжками, как антилопы. Облезлые коричневые страусы неуклюже пробираются сквозь кусты или на открытых местах, хлопая крыльями, бегут мимо нас неровным аллюром.
К середине четвертого дня подъезжаем к развилке дорог; направо, прижимаясь к подножию Анд, идет прямой и самый пустынный путь к Магелланову проливу. На указателе, повернутом влево, в сторону берега, отмечены самые крупные города Южной Патагонии, правда, до них еще много сотен миль. Несколько минут мы стоим в нерешительности. Джип шел отлично. Мы собирались ехать кратчайшим путем, но, сами не зная почему, повернули налево. Через три дня, неделю спустя после выезда из Лелеке, одолев восемьсот миль к югу, на окраине единственной улицы маленького городка снова вышла из строя раздаточная коробка.
Пьедрабуэна похож на молчаливую, но полную движения реку, которая протекает рядом. Под визгливый скрежет раздаточной коробки мы с трудом проковыляли по грязным улочкам к гаражу фирмы «Шевроле». Хозяин, механик, сочувственно очистил «Черепахе» место среди машин модели «Т» и ветхих грузовиков и предложил нам для ремонта все, чем он сам располагал.
В трех кварталах от мастерской на противоположном конце города мы вошли в одноэтажное здание под вывеской «Отель». Вестибюль являл собой пустынный салон с баром из красного дерева в стиле рококо, с большим зеркалом, цвет которого перекликался с зеленоватой бледностью стен. Обойдя стороной открытый люк погреба, мы вслед за хозяином прошли в тускло освещенный холл.
— Можете занять лучшую комнату, — сказал он.
С потолка капало прямо на середину кровати. В сырой комнате пахло плесенью и ветхостью; высокие узкие окна лишь слегка рассеивали сходство с подземной темницей. Привычно обследуя новое место, Дина сразу же сквозь линолеум попала ногой в дыру, которую он закрывал. В часы, отведенные для обеда, мы грызли жесткую баранину в столовой, которая покосилась, точно аттракцион «вращающаяся комната». Дедовские часы не тикали; канарейка в клетке молчала, и мы ели под аккомпанемент кухонного шума и беспрестанной капели в ведра, расставленные в стратегически важных пунктах комнаты. Короче говоря, отель никак не способствовал тому, чтобы наша тоска рассеялась.
Мы были рады выбраться из этого унылого места и, вернувшись в гараж, стали разбирать машину. Каждый раз, когда я отвертывал крышку коробки, и каждый раз, когда инструмент падал в густую черную смазку, наполнявшую картер, я вспоминал, как проделывал все это в Лелеке и до того в Лос—Андесе. На душе у меня было отвратительно, но я уже так напрактиковался, что работа двигалась куда быстрее, чем прежде. К вечеру я вынул раздаточную коробку. Еще несколько минут — и я обнаружил поломку, но потом целый час, вынимал обломки того, что некогда было двумя подшипниками, валом и упорной шайбой, — это были те самые части, которые я заменил в Лелеке.
Я спросил сеньора Карденаса, механика–философа, где можно найти эти детали.
— Muy dificil (Очень трудно (испан.)). — И он развел руками. — Может быть, в Рио—Гальегосе, если и там нет, то в Пунта—Аренасе, на чилийской стороне.