Сеньор Эскобедо оказался спокойным крепким мужчиной с обветренным лицом. Он показал мне разобранный джип.
— Если что-нибудь здесь вам пригодится, можете взять.
Там было все, что мне нужно, и все части были в хорошем состоянии. Я с облегчением поблагодарил его и сказал, что закажу в Лиме новые части взамен этих.
— Правда, не знаю, сколько времени они будут идти сюда, — добавил я.
— Не беспокойтесь, — ответил сеньор Эскобедо. — Лучше помогите кому-нибудь на дороге и считайте, что уплатили свой долг.
Он сказал это так небрежно, словно одолжил нам чашку сахару. Вот где была настоящая добрососедская политика в действии!
Когда наша «Черепаха» обрела второе дыхание, мы выехали из Куско к озеру Титикака — это внутреннее море на Альтиплано на высоте двенадцати с половиной тысяч футов. Грунтовая дорога шла по самому краю лазурной глади, а на горизонте, точно золотая флотилия китайских джонок, маячили тростниковые лодки под тростниковыми парусами. Из окрестных гор в Илав, деревню возле озера, стекались ручейки индейцев на праздник в честь святого Мигеля. На окраинах деревушки пустынный ландшафт был усеет белыми палатками, напоминавшими хлопья снега в первый снегопад.
Главная улица была забита людьми, как мешок с початками кукурузы, только люди постоянно двигались. Стараясь протиснуть «Черепаху» сквозь толпу, я непрерывно звонил в колокольчик, который нарочно приспособил для подобных случаев. Но тут стоял такой невообразимый шум, что колокольчик не производил решительно никакого впечатления. Вокруг бесновались какие-то черти — индейский вариант дьявола, красноносые, с острыми ушами, расщепленным хвостом и длинным кнутом, который щелкал каждого, кто рисковал подойти слишком близко. Под бой барабана женщины в шалях с бахромой неонового оттенка кружили юбками всех цветов спектра. Бренча на гитарах, мужчины в полосатых пурпурных плащах, покачиваясь, двигались мелкими шаркающими шажками под пронзительный свист тростниковых свирелей, на которых играли индейские мифические Паны[33]. Это был первый день пятидневного праздника, и торговцам чичей предстояло получить огромные барыши: к концу праздника народ, видно, разгуляется вовсю. Пришлось нам прибегнуть к сигналу, которым я обычно пользовался только в горах на закрытых поворотах, и таким образом мы осторожно проталкивались через ликующую толпу. Вот уже бурное веселье осталось далеко позади, но до нас долго еще доносились полудикие, полузабавные ритмы, неуловимые, как кондор.
Эти ритмы все еще преследовали нас, когда мы двигались вдоль берегов Титикаки к границе Боливии, где мы не имели никаких осложнений: наши бумаги впервые за весь путь были наконец в порядке. В нескольких милях от границы стоял курган, нам пришлось его объезжать и снова удалиться от Альтиплано. У его подножия лежала колыбель доколумбийской цивилизации. Высокие каменные пальцы Тиауанаку, непостижимые, заброшенные и крошащиеся, вздымались к небу прямоугольником величиной с акр. С одного конца стояли гранитные Ворота Солнца — массивная глыба камня, иссеченная таинственными письменами и геометрическим орнаментом, испещренная отверстиями, из которых повыковыряли золотые и серебряные инкрустации. Неподалеку возвышался шестифутовый идол, высеченный из цельного камня, с выпученными глазами и сложенными на груди руками. Он не рассыпался только потому, что, как наша «Черепаха», был скреплен проволокой — единственный признак того, что его пытались сохранить. В миле от этого места за щетинистыми холмами стоит еще более печальный памятник какого-то загадочного племени. Там беспорядочной грудой, точно разрушенный карточный домик, громоздятся глыбы камней еще более древних, чем Мачу-Пикчу или мексиканский Монте-Альбан.
33
В греческой мифологии — бог природы, обычно изображаемый в виде человека с рогами и ногами козла.