Никак не могу вспомнить, как именно началась вся эта история, помню только, что светила луна, и я шел по снежному насту. То, что маленький мальчик, один, разгуливал ночью в лесу при свете луны, похожей на огромный воздушный шар, конечно же, было удивительным.
Но в ту ночь произошло много еще более удивительного.
Когда я проходил мимо заболоченного пруда, с берега которого, улегшись на живот, мы с папой любили наблюдать за головастиками, я вдруг заметил гномика. Это было бы, наверное, не столь невероятным, если бы он тихонько вышел из-за деревьев или откуда-то еще, но он появился совсем по-другому.
Я уселся прямо на снегу и задумался о чем-то. Вдруг, откуда ни возьмись, прямо передо мной появился гномик, он вырос как будто из-под земли, или проступил из воздуха, одним словом, проник сюда каким-то совершенно неведомым путем. Кроме обычной, красной, в виде колпачка, шапочки, которую носят все гномы, на нем был зеленый костюм. Хотя ростом он был ниже меня, сразу было видно, что это совсем взрослый гном.
— Ну, вот, — сказал он, когда стал таким же отчетливым, как и деревья вокруг. Произнося это, он одновременно вытаскивал руку откуда-то из другого пространства, находящегося за воздухом, окутывающим все вокруг нас.
— Ну, так вот, — произнес он решительно.
Так начинают разговор те, кому в общем-то и сказать особенно нечего, и они надеются только на отклик собеседника.
— Что значит вот, — спросил я осторожно.
Он взглянул на меня и зажмурился, как будто бы лунный свет слепил ему глаза.
— Ты тоже не спишь, а гуляешь, — произнес он.
В этих словах тоже особого смысла не было, ведь и так все было ясно: мы оба стояли на берегу замерзшего тритоньего пруда.
Чтобы подразнить его, мне так и хотелось сказать: «Нет, я не гуляю». Вместо этого я произнес: «Да, мы оба гуляем».
Мне такой ответ показался весьма подходящим, а ему не понравился.
— Да, мы оба гуляем, но только один из нас расхаживает при лунном свете в ночной одежде.
Я посмотрел на свою голубенькую кофточку, всю в таких картинках автомобильчиков и мотоцикликов. Оказывается, я был в одной пижамке, и мне захотелось спрятаться. Но куда там, когда гномик застал меня на месте преступления.
— У природы нет плохой погоды, — сказал я, изо всех сил стараясь говорить как взрослый. — Тебе кажется странным, что я сейчас в пижамке, а по-моему, быть гномом еще более невероятно.
Но ему, видимо, было важно во что бы то ни стало одержать надо мной верх, и он показал на меня своим пальчиком.
— Все-таки, самое странное из всего возможного — это ходить босым по снегу. Ты, наверное, совсем бедный, раз у тебя нет даже пары башмаков.
Тут я взглянул на свои ноги и смутился еще больше, чем в первый раз, когда обнаружил, что одет в ночную одежду. Я вдруг почувствовал, что и в самом деле стою босиком и пальцы на ногах совсем окоченели. И подумал, как хорошо было бы прикрыть их теплым одеялом, но сама мысль была такая безумная, что я даже не решился высказать ее вслух. Кому придет в голову разгуливать по лесу, по снежному насту, сгибаясь под тяжестью одеяла, при свете полной луны.
— Мои папа и мама очень богаты, — сказал я. — У нас есть свой большой дом с верандой и шезлонгами. Если родители только захотят, то хоть тысячу пар башмаков купят, но они просто считают, что ходить босиком полезно, и еще они несколько раз называли меня маленьким принцем.
Последнее его как-то особенно заинтересовало.
— А позвольте узнать имя маленького принца, — спросил он, отвесив глубокий поклон.
— Меня зовут Кристоффер Поффер, — произнес я торжественно. Не мог же я сказать, что меня зовут Кристоффер Хансен, ведь тогда бы он ни за что не поверил, что я настоящий принц.
— Очень интересно, — заметил он. — Мне достоверно известно из одной старинной книги, что именно такие принцы очень любят блинчики с земляничным вареньем, а я как раз напек их целую гору. В моем саду полным-полно земляники.
Я ему не поверил. Знаю я этих взрослых, когда хотят поважничать перед детьми, начинают хвастаться тем, что умеют печь блинчики и всякое такое. Я опустил глаза и стал пристально рассматривать снег у себя под ногами, размышляя о том, что и земляника сейчас не растет. Но возражать не осмелился, ведь мне было прекрасно известно, что гномы гораздо умнее детей.
И, если бы не его красная шапочка-колпачок, я бы вполне мог принять его за ребенка, такого же мальчика, как я сам. А еще я заметил какую-то печаль в его синих глазах, похожих на огромные черничины.