— Не трогай меня! — крикнула она, изображая панику, и ударила его по руке.
— Кому ты нужна, — растерянно пробормотал он.
— Лапу убери! — приказал первый и кедом попытался отодвинуть Эрину ногу, прямиком угодившую в карты.
— Ногу… сломала… — Эра томно склонилась к земле и вдруг, изловчившись, быстро царапнула его за ногу, видневшуюся из-под задравшейся брючины.
— Ну, ты! — Тот от неожиданности дернулся и толкнул Эру.
И тут Полынова, о которой забыли мальчишки, но которую постоянно имела в виду Эра, коршуном налетела на обидчика и вцепилась ему в волосы.
— Не смейте! Не смейте! Не смейте! — на одной ноте визжала она, а потом: — Эрочка, беги! Я их задержу!
— Не могу, — еле слышно шепнула Эра. — Нога…
— Я вас!.. Я вас всех поубиваю!.. Только троньте ее, только троньте!
Парень, с трудом выдрав руки Полыновой из своей шевелюры, пихнул ее так, что она повалилась в кусты, а затем сгреб карты и встал.
— Тю, чумная… — растерянно сказал веснушчатый вслед Полыновой.
— Вот врежу, — пообещал второй и в раздумье посмотрел на вылезшую из куста, всю в царапинах, Полынову.
— Гер, да ну их, — дернул его за рукав дружок. — А, Гер… Пошли они к…
Полынова настороженно прислушалась к их удалявшимся шагам и бросилась к Эре:
— Эрочка! Ушиблась? Сильно болит?
— Терпимо, — капризно протянула Эра и, кряхтя и постанывая, встала.
Опираясь о плечо Полыновой, все время забывая, что нужно охать и хромать, Эра доковыляла до кинотеатра. И хотя журнал они пропустили, Эра была готова прыгать от радости. Хотя прыгать ей именно и не стоило.
У них был дружный класс, и каждый месяц, в воскресенье, у кого-нибудь дома они устраивали общий день рождения всех именинников месяца. Бывало, что именинников набиралось больше десятка, а бывало, что и по одному, это не имело никакого значения. Просто в первом случае тортов со свечами было побольше. И вот на следующий день было именно такое воскресенье. С утра Эре позвонила Полынова:
— Так ты идешь?
— Ага, — сказала Эра.
— Я зайду, помогу тебе.
— Не надо, я сама. — Эра решила не переигрывать. — Нога почти уже в порядке.
— Честно?
— Честнее некуда, — помолчав, настороженно ответила Эра: уж чересчур все это казалось невероятным. Не спугнуть бы.
Когда они рассаживались за столом, в комнату вошла девочка. В пестром платье без рукавов, с распущенными каштановыми волосами. Зарумянившись, она проговорила:
— Здравствуйте, ребята.
— Здря, — приветственно крякнул Будашкин, добровольно возложивший на себя функции классного клоуна, и поперхнулся, узнав Полынову.
Но окончательно добил всех цветок, даже не цветок, а несколько ромашек, скрепленных в маленький букет, который был приколот в волосах Полыновой и очень ей шел.
Эра смотрела сбоку на нежный профиль Полыновой, на ее густые, загнутые вверх ресницы и темные, словно нарисованные брови, на губы, то и дело складывавшиеся в улыбку — не жалкую, растерянную, как раньше, — и в душе у нее росло что-то… что-то… в общем, нечто такое, чему она не могла подыскать названия. Как будто подошло к завершению какое-то очень трудное и важное дело и она теперь имеет полное право отдыхать, наблюдая плоды трудов своих.
— Проснись, Эра Милосердия! — заорал через весь стол Будашкин. — Тост за именинников!..
«Что-то не сходится», — подумала Эра. Нет, пожалуй, это произошло еще раньше, в пятом классе, — теперь она припомнила совершенно точно. И тоже связано с новенькой. С «дочерью дипломата».
Фамилия дочери дипломата была Курдюмова. Она пришла к ним среди года, потому что приехала со своими родителями из Англии. Курдюмова держалась чуть особняком, но на нее не обижались: на то она и дочь дипломата. На переменах она кое о чем рассказывала девчонкам — не всем, а избранным, Эра в их число отчего-то не попала. Однако новости тут же распространялись по классу. Оказывается, Курдюмова даже завтракала с английской королевой, королева погладила ее по голове и сказала: «Вери гуд». Оказывается, Курдюмова объездила вместе с родителями практически весь мир. Оказывается, в Сингапуре в Курдюмову влюбился негритянский принц и от несчастной любви даже собирался броситься с самой высокой башни своего замка в бурное море.