Он осунулся и похудел, он шел в школу со страшной кашей в голове, а еще, как это ни смешно, с дрожью в коленках, хотя давным-давно уже был закаленным троечником, равнодушно принимающим все неожиданные выверты фортуны.
Но Спиридошу он уже не увидел. Им объявили, что Спиридоша заболела и вместо математики будет биология. Назавтра математику заменили черчением, а еще через день в класс пришла Анечка, Анна Владимировна, молодая, симпатичная и смешливая математичка. И, как оказалось, насовсем. Славика она вызвала лишь через две недели, когда та каша у него в голове, что образовалась после занятий с Андрюшей, непонятным образом разредилась и взамен получилась вполне привычная пустота.
— Ну, что ж тебе поставить?..
Анечка, вздохнув, долго держала ручку рядом со Славиковой фамилией.
— Трояк, — независимо хмыкнул Славик, — чего же еще?
Спиридошу действительно вынесли из школы вперед ногами. В актовом зале стоял убранный хризантемами гроб, а с увеличенной фотографии глядела совсем молодая Спиридоша — какую не видели ни Славик, ни Славикова мама, ни даже тетя Люся. С густой волной темных волос, в пиджаке с огромными квадратными плечами. В вестибюле висел некролог с такой же фотографией, только поменьше. Славик прочел, что через полгода сравнялось бы ровно пятьдесят лет, как Спиридоша работала в их школе. И он впервые почувствовал, какая она была старая. До ужаса старая.
Оркестр заиграл траурный марш; Спиридошу понесли к выходу. Славик видел лишь Спиридошины неподвижные прямые ноги, и так странно было видеть их в тонких чулках и старомодных лаковых лодочках вместо толстых серых рейтуз и фетровых бот. Снова защипало в носу.
«Наверное, она все же была плохая учительница. Она была так себе училка, — подумал Славик, — но она… она была человек. Да, она была человек! Я тоже человек, и мама, и папа, и Андрюша, и тетя Люся… И все, все вокруг! Все люди. Все».
Славик зажмурился. И в темноте она виделась ему еще ярче и четче, эта первая открывшаяся ему истина. Такая огромная. Такая простая.
Олимпийская Надежда
Девчонки шушукались, отойдя на несколько шагов. Она независимо стояла, помахивая сумкой. Независимо не потому, что притворялась, — ей и в самом деле было начхать на «этих». «Эти» — значит остальные. Не она.
— Ты, наверное, хочешь, чтобы я была, как «эти»? — презрительно топыря губу, говорила она Петуху. — Сю-сю, мусю!
Петух страдальчески закатывал глаза, вздыхал, а потом махал рукой:
— Да ладно уж. Живи!
Петух был парень с юмором.
Шушукаться-то девчонки шушукались, но все время бросали в ее сторону быстрые завистливые взгляды. «Сумка», — догадалась она. Не «адидас», но и ненамного хуже. Ярко-голубая, с двумя скрещенными ракетками, хотя ракетки, конечно, не имели к ней ни малейшего отношения. Вернее, она к ним. Надежда перебросила через плечо длинный конец шарфа, то ли поправила шапку, то ли махнула рукой и своей ленивой фирменной походочкой пошла через сквер, оставив девчонок на остановке — толстую Малаеву, худющую, высоченную какую-то, словно стручок, Свистунову и Туманову — можно сказать, даже ничего, когда бы не манера ко всем клеиться и со всеми быть в дружбе.
Обычно Надежда возвращалась из школы пешком, а тут подкатилась Туманова, зачирикала, запищала — для всех у нее находились ласковые слова, а возле трамвайной остановки придержала Надежду за рукав:
— Подождем?
Потом подошли Пуд и Спичка — Малаева и Свистунова. Малаева достала из сумки недоеденную булку и стала жевать.
— Не лопнешь? — спросила Надежда. — Лучше Спичке отдай.
Свистунова быстро-быстро заморгала, а Малаева надулась и покраснела, но чавкать не перестала.
Трамвая долго не было, и как-то получилось, что Надежда осталась стоять одна, а девчонки оказались в нескольких шагах. Она смотрела на Спичку, и ее разбирал смех. И смешно ей было не от Спичкиной худобы и даже не от рахитичных Спичкиных ножек — самое смешное то, что они со Спичкой были приблизительно равного веса, но Спичка — это Спичка, и не более того, она же — Олимпийская Надежда!
Девчонки все-таки догнали ее.
— А трамвая нет и нет, — виновато сказала Туманова. — Наверное, авария.
Надежда молча пожала плечами.
— Мне, вообще-то, надо побольше ходить, — пыхтя, проговорила Малаева. — И спортом каким-нибудь заняться. Надь, посоветуй.