И она была первой. Были в группе девочки чуть пластичнее, чем Надежда, чуть музыкальнее или чуть лучше исполняющие отдельные элементы. Но Надежда оставалась Надеждой. «Сила, воля, натиск», — потряхивая в такт Надеждину руку, говорил Петух, провожая ее на соревнования, и это было у них чем-то вроде заклинания.
И сила, воля и натиск побеждали. И опять она была первой. И только так должно было быть. И только так будет всегда.
Ровно через час Надежда спешила на тренировку. Если кто думает, что у Надежды была легкая жизнь, — тот сильно ошибается. Да, Надежда побывала во многих городах, но она не глазела там по сторонам, а вкалывала на помосте; да, Надежда пропускала из-за соревнований много уроков, но спрашивать-то ее все равно спрашивали! А ежедневные изматывающие тренировки, когда единственное желание — доплестись домой и завалиться в постель, а приходится, между прочим, худо-бедно, но хотя бы просмотреть историю или накорябать на двух страничках какое-никакое сочинение. Вот такая была у Надежды жизнь. И ради чего? Ради мига победы? Или, как пишут в газетах, ради счастья преодоления? Да ради чего все это терпеть?! Но ведь Надежда и не терпела — Надежда жила! И иначе жить не хотела бы. «Х-характерец, бормотала сквозь зубы Нина Андреевна, глядя, как Надежда, свалившись с бревна, лупит по нему кулаком. — А впрочем, так и надо…»
Когда Надежда открыла дверь подъезда, вчерашняя собачонка метнулась ей под ноги и попыталась прошмыгнуть внутрь. Точно так же она лезла вчера, и точно так же Надежда отпихнула ее ногой и закрыла дверь, но собачонка и не думала убираться. Она села и принялась неотрывно смотреть на дверь.
— Пшла! — сказала Надежда, топнув для острастки.
Она ненавидела таких хитрюг. Тихохоньких втируш, которые с невинными ужимочками дожидаются своего часа, делая вид, что они тут ни при чем. Надежда любила честную игру.
— Сказано — убирайся, — проговорила она собачонке строго и раздельно. — И не пролезешь туда, хоть лопни!
Собачонка пошевелила хвостом и насторожила уши, однако продолжала смотреть мимо. Мысли ее угадать было очень легко: «Вот сейчас кто-нибудь откроет, и я прошмыгну, а ты останешься с носом!»
— Да?.. — протянула Надежда. — И не надейся!
Она отогнула варежку и посмотрела на часы: в запасе было минут десять. Надежда засунула руки в карманы и, легонько пританцовывая и подпрыгивая, тоже стала ждать.
Когда запасные минуты были уже на исходе, появилась с хозяйственной сумкой старушка с первого этажа, и собачонка приободрилась.
— Гоните ее! — сказала Надежда. — Приблудная!
— Приблудная не приблудная, а погреется — от тебя не убудет.
Старушка открыла дверь, пропуская собачонку.
Все. Больше у Надежды не было ни секунды. Никогда, не единого раза Надежда не опоздала на тренировку.
— Господи! Тоже мне сю-сю мусю! — только и крикнула она и побежала, размахивая сумкой.
— И господа нечего задаром поминать, — неодобрительно сказала старушка и закрыла за собой дверь.
Конечно, от собачонки получилось одно лишь безобразие. Вечером, возвращаясь с тренировки, Надежда увидела у почтовых ящиков кучу костей и среди них — развалившуюся в истоме бродяжку.
— Косточки кушаем?.. А ну, марш!
Надежда выставила собачонку на улицу и, чтобы той запомнилось всерьез и надолго, слепила крепкий снежок и так запустила в нее, что она только визгнула и кубарем покатилась в темноту.
И на второй, и на третий день грязным серым клубком лезла собачонка под ноги Надежде. Похоже — хотя и совершенно непонятно отчего, — она решила здесь поселиться. Кроме сердобольной старушки с первого этажа, были еще доброхоты, которые пускали собачонку в подъезд греться, но многие ее гнали, и все-таки она не желала убираться. И наконец Надежда поняла почему: собачонка попрошайничала!
В воскресенье, катаясь на лыжах на пустыре позади кинотеатра, Надежда увидела, как собачонка дежурила у дверей небольшой фанерной забегаловки на другой стороне пустыря. Вышла судомойка в грязном белом халате и сыпанула кусочков бесстыжей попрошайке. Перекусив, собачонка бесцельно закружила по пустырю, что-то вынюхивая и временами проваливаясь в снег. Или, может, у нее была какая-то цель?..
Наша запоздала с обедом из-за старой Никитишны, которая у них засела, и Надежда сделала ей выговор.
— Ни подружки к тебе не придут, ни ты к подружкам, — пригорюнясь, сказала Никитишна. — Тренировки да тренировки. И что за жизнь такая!