Смысла в этом не было никакого. Действительно, какой толк в том, что, влетев на заснеженный пустырь, где не было еще ни одной цепочки следов, Надежда приказала:
— Ищи, Барыня, ищи!
Как ищи? Где ищи? Могла бы — нашла б и раньше. Но Надежда была словно в каком-то помутнении.
— Ищи, Барыня, ищи! — повторяла она, а собачонка лохматым клубком каталась по пустырю, кидаясь из стороны в сторону, временами по брюхо проваливаясь в снег. Потом она села, подняла морду вверх и завыла.
Это был жуткий, звериный вой, от которого мороз продирал по коже.
Надежда схватила собачонку в охапку и побежала домой. Когда она вбежала в квартиру, ее колотило. Не от холода — замерзнуть она даже и не успела, а от какого-то странного чувства… такого странного, непривычного чувства… Короче — Надежде впору было сесть на пол и самой завыть от жалости к собачонке.
Пропустив мимо ушей причитания Наши — как можно полуголой выбегать на мороз! — Надежда проглотила чашку кофе с молоком, давясь, сжевала сухарик, схватила свою сумку и выскочила из квартиры, хотя и знала, что целый час ей придется проторчать под дверью: спортзал открывали ровно в девять. Но терпеть собачонкин взгляд больше не было сил.
В понедельник на перемене Надежда подошла к Спичке-Свистуновой.
— Спичка, слышь, ко мне собачонка приблудилась… В общем, живет теперь у нас. Ну, так ты помрешь: это та самая!
…Свистунова переступала прямыми тонюсенькими ножками, вытягивала шею и всматривалась в дальний конец коридора.
— Та самая собачонка, из объявления. Он ее оставил на пустыре, у кинотеатра, а комнатные собаки, знаешь… у них нюха нет никакого. Овчарка, например, обязательно нашла бы дом… И даже дворняга бы вернулась, дворняги, знаешь, ужасно приспособленные к жизни… беспородные всякие. А вот такая маленькая собачка ни за что сама не найдет. И вот она возвращается на пустырь, все время возвращается, все время помнит и хочет его найти, хозяина, и не может. Ты слышишь меня?
— А? — с отсутствующим видом отозвалась Свистунова и бросилась к проходившей мимо учительнице: — Анна Ивановна, не спрашивайте меня сегодня, пожалуйста! У меня голова болела, я не успела выучить!
Между прочим, Надежде тоже не помешало бы скорчить жалобную рожицу на манер Свистуновой и попросить Анну Ивановну, чтобы та ее не спрашивала, за всеми воскресными событиями и волнениями уроки остались неприготовленными. Но не было отчего-то настроения. Надежда ожидала Свистунову, избегая встречаться взглядом с Анной Ивановной.
— Пронесло, — наконец счастливым шепотом сказала Свистунова и прошла мимо Надежды, словно мимо пустого места.
Все в том же как будто оцепенении Надежда вернулась в класс и села за парту, а когда начался урок, Анна Ивановна раскрыла журнал, и ручка поползла вдоль фамилий. Надежда уже точно знала, что первой вызовут ее. Так оно и произошло.
— Я не учила, — не вставая с места, хмуро отозвалась Надежда.
— Пара, — шепотом сказал Надеждин сосед, почти отличник Кузякин. Поздравляю!
Кузякин сидел с Надеждой с первого класса и с первого же класса регулярно получал от Надежды за свое ехидство щипки, щелчки линейкой по голове, подножки и тумаки.
— Грызи науку, инженером будешь, — привычно, но без прежнего увлечения парировала Надежда.
— Встань! — приказала ей Анна Ивановна. — И подумай над своим поведением.
— Слушайте, граждане, сказочку, — не унимался Кузякин. — У деда с бабкой было три сына. Двое умных, а третий… то есть спортсмен!
Надежда равнодушно огрызнулась, не замечая, что говорит почти вслух:
— А теперь двое умных спешат с портфеликами на восемь тридцать и получают по сто рэ! А спортсмен объездил весь мир и навез вагон шмотья. Построил кооператив, купил тачку, а умные у него клянчат: «Привези, Ванюша, джинсики!»
Класс грохнул. Анна Ивановна глядела на Надежду изумленными глазами.
— Выйди, — проговорила она наконец.
— И подумай над своим поведением, — досказала за нее Надежда и пошла из класса.
Вот теперь у нее словно бы появилась какая-то цель. Взяв в раздевалке пальто и шапку, Надежда вышла на улицу и заторопилась. Она вроде хорошо помнила тот дом, но, когда она туда пришла, никакого объявления не было и в помине. Не было, и все. Дом как будто тот самый, неряшливо оклеенный самодельными объявлениями у входа в подъезд, с телефонной будкой на углу… Неужели другой? «Какой же? — думала Надежда. — Ну какой это был дом?!» Потом она сказала себе: «Стоп! Не мельтеши. Думай. Стань спокойно и подумай. Когда это было?» Надежда посчитала на пальцах: четырнадцать дней. Четырнадцать дней назад. Господи, ну и дура же она! Да ведь за четырнадцать дней…