Дина неопределенно кивнула.
— А однажды утром бабка говорит: «Сегодня мне приснился твой братик!» Я, значит. А Тарасик: «Ой, бабуся, как жалко, что я не лег к тебе в кровать, тогда бы и мне он приснился!»
Было похоже на то, как она когда-то подсела к нему и стала рассказывать про Лёку, — но нет, все было иначе.
Погас свет, пошло начало журнала, он наклонился к ее уху и прошептал:
— Не сердись.
— Я не сержусь, — сказала она чужим голосом.
— Правда не сердишься?
— Правда.
Назавтра они продолжили репетировать «Отелло». Конечно, все уже было не так, раз даже Света Савельева сказала:
— Лады, старуха! Будут тебе «звуки животных» на костре. Молодец, что уже не лижешься с Маратиком!
— А когда я с ним лизалась? — хмуро поинтересовалась Дина.
— Извините, если что не так, — тотчас слиняла Света. — Я ведь в переносном смысле.
Отчего-то даже такая задира, как Света, не захотела с ней связываться. Вроде бы на ней висела табличка, словно на трансформаторной будке: «Не трогай! Убьет!»
Один лишь Марат этого не видел. Или не хотел видеть. Она репетировала, разговаривала с ним, даже смеялась его шуткам, а в голове гвоздем засела одна-единственная мысль: «Как?! Ну как ему отомстить?!»
— Почему ты ни разу не спросила… ну, чего ради мне взбрело в голову с этой сценой из спектакля?
Отрепетировав в последний раз, они возвращались в лагерь со «своей» поляны. Прощальный костер — завтра. Репетиции окончены.
Дина молча пожала плечами. Тогда она была счастлива, что ему это «взбрело», а сейчас… Не все ли равно.
— Я тебе скажу, я никому не говорил, никто не знает, ни один человек. Только тебе. Потому что, знаешь, ты настоящий друг.
Он говорил путано и сбивчиво, как о чем-то необыкновенно важном.
— Для меня это будет самый настоящий Рубикон. Знаешь, что такое Рубикон?
— Знаю. Река. «Рубикон перейден, — сказал великий полководец Юлий Цезарь. — Обратно пути нет».
— Вот именно. Обратно пути нет.
— Что-то я не поняла. Ты объясни, если хочешь.
— Конечно, хочу. Ты знаешь, я… В общем, ну, как тебе сказать… Я хочу стать артистом! — выпалил он.
— Подумаешь, тайна, — небрежно сказала она. — Многие хотят. Только не я.
— Честно?
— А то как.
— Ну а для меня… просто смысл жизни, и все! Серьезно.
Он взглянул на нее с коротким смешком, но по глазам было видно — да, серьезно.
— Понятно. Значит, блеснуть решил. У тебя вообще-то ничего получается.
— Да не блеснуть, не блеснуть! Все наоборот. Я ведь не просто так сказал — Рубикон. Если у меня бы все по-человечески было…
— А как у тебя?
— Знаешь, я боюсь.
— Кого?
— Ну, публику, народ. Зрителей, в общем. Читаю, репетирую, ну, один человек, два или даже три — все ничего. Все хорошо, хвалят меня, я и сам вижу, что ничего, есть, как говорится, данные… Но только выхожу на сцену — все. Конец мне, понимаешь?
— В каком смысле? — уточнила она.
— Да во всех. Словно в пропасть лечу.
— Текст забываешь?
— Текст забываю, руки-ноги, это самое… отнимаются, в голове каша. Ну и тэ дэ.
— Понятненько… — протянула она. Что-то наклевывалось. Что-то оч-чень любопытное…
— Ты хочешь спросить, зачем я еще и на этот костер полез?
— Хочу, — кивнула она.
Действительно, чего это ради лезет он на костер? Джордано Бруно подумать только!
— Потому что это — последний шанс. Самый последний, ясно тебе?
— Ну, почему?
— Да потому! В школе я уже оскандалился два раза. Провалился с треском! Третий раз, сама понимаешь…
Она согласно покивала.
— В Доме пионеров, в кружке, — тоже. Попросили меня из кружка. Почти. Предложили реквизит разный делать, костюмы — а на кой они мне? В общем, последняя надежда. Понимаешь, я должен в себя поверить. Убедиться, что могу. Ты не думай, я не просто с бухты-барахты. Я аутотренингом занимаюсь — знаешь, что это такое?
— Ага. «Я сильный и смелый, я лучше всех, я всех талантливее…» Ну, внушил себе это?
— Почти.
— Ты что, и правда так сильно хочешь в артисты? — спросила она недоверчиво. — А если не выйдет? Все равно придется стать кем-то другим.
— И ты туда же! — воскликнул он почти что с мукой. — Все равно как моя мама: все профессии важны, все профессии нужны. Не будешь, сынуля, артистом — будешь кем-нибудь другим, не менее уважаемым: педагогом, инженером, врачом, поваром, наконец! А я не хо-чу! Понимаете вы все?!