— Что лучше — мстить или прощать? — вдруг спросила Дина.
Римма глянула на нее, словно застигнутая врасплох на очень трудном экзамене, облизнула губы и сказала:
— Я не знаю…
Но Дина уже знала, что лучше. А на душе было так пусто, так пусто…
— Я пирог испекла, — быстро сказала Римма. — Ты только не переживай!
А Лёка добавила:
— Ешь пирог, и всё!
Неудачная поездка
По правде говоря, крупно сегодня повезло Марине. Минуты за три до урока химии дежурный внес стопку тетрадей и замогильным голосом сообщил, что будет контрольная. А у Марины была одна привычка, особенность или же недостаток — можно называть это как угодно. Получив отметку по какому-нибудь предмету, Марина переставала его учить и устраивала себе на несколько дней малюсенькие каникулы.
Тактика эта действовала почти беспроигрышно. Почти. Потому что случались и сбои, и тогда учителя с укоризненным недоумением ждали хотя бы объяснений от онемевшей в ужасе Марины, которая накануне отвечала так хорошо. Вот и сегодня на Марину свалился сюрприз, потому что совсем недавно она получила по химии четверку, учебник с тех пор не раскрывала, а домашние задания списывала, ни капли в них не вдумываясь. В общем, допрыгалась.
И вдруг… Вдруг дверь открылась, вошла старшая пионервожатая Нила и сказала, поманив Марину пальцем:
— А ну, топай сюда! И считай, что тебе крупно повезло.
Марина подошла, вытирая о юбку повлажневшие от страха ладони.
— Слушай меня. Одна нога здесь, другая там. Собрать портфель — раз, отнести в пионерскую комнату — два, взять фотоаппарат — три! Провернуть в темпе, чтобы не опоздать на автобус в десять тридцать. Ясно?
Почти не вдумываясь в слова Нилы, но зная лишь одно: она спасена, Марина метнулась к своей парте, побросала дневник, ручку и учебники в портфель и с видом независимым, но в то же время и заискивающим — а ну как не выгорит! — шмыгнула мимо учительницы химии, сухо ответившей на ее «здрасьте».
Нила уже убежала вперед на своих тоненьких, как у воробья, ножках.
— Такое сражение пришлось выдержать, ну, ты не представляешь! быстро говорила она, оглядываясь. — Завуча пришлось подключить! Химичка ваша — ни в какую! «Завтра, — говорит, — поезжайте! Сегодня контрольная». А завтра меня, между прочим, в райком вызывают. На двенадцать тридцать. А Нила одна и разорваться на две половины не может. А послезавтра, между прочим, районная олимпиада первых — пятых классов, от нашей школы трио баянистов, акробатический этюд, «Чешская полька» и чего-то на скрипочке. И опять Нила одна, на две части не разорвется. А послепослезавтра воскресенье. Извините, но кусочек личной жизни Нилочке тоже нужен… Я, может, в парикмахерскую второй месяц не могу сходить.
Нила вздыбила рукой негустые волосики на затылке и распахнула дверь пионерской комнаты. Она достала из сейфа фотоаппарат «Киев» и свою сумку, молниеносно надела плащ, каким-то непостижимым образом вдев обе руки сразу в оба рукава, вслепую мазнула по губам помадой и подтолкнула Марину к двери:
— Давай, жми.
— Куда? — наконец спросила Марина.
— В село Веселое, — сказала, удивленно на нее глядя, Нила. — Я тебе что, не говорила?
— Не-а.
— Видела, «Опять двойку» в чулан унесли?
Марина не видела, как уносили «Опять двойку» из темноватого вестибюля их старой, давней постройки, школы, но не заметить исчезновения картины, конечно, не мог бы никто. Огромная, написанная маслом «Опять двойка» висела там с незапамятных времен — кажется, это был подарок родной школе какого-то выпускника, у которого, конечно, уже были внуки. Картина от старости приобрела благородный коричневый оттенок и даже своеобразную привлекательность, а к тому, что изображенный на ней мальчик не стоит на полу, как оно положено, а как бы подвешен к потолку и витает между небом и землей, словно пан Твардовский из старинной легенды, от которого за немыслимые грехи отказались и небо, и земля и который до скончания веков приговорен был висеть в атмосфере, и к тому, что пол из-под ног мамы непутевого мальчика круто уходит вверх и маме ни за что не взобраться на гладкую горку, — к этим особенностям манеры неизвестного художника быстро привыкали, и со временем «Опять двойка» становилась такой своей-своей, родной-преродной.
— А чего унесли? — спросила Марина.
— Того. — Нила оглянулась по сторонам, хотя они уже вышли из школы и подслушать их не мог никто, потеснее придвинулась к Марине и обняла ее за плечи. — Ты не трепливая, но гляди!.. Чтоб никто.