И вдруг они услышали смех. Смеялась Кира, запрокинув голову и чуть не сползая со стула. Она была в комнате все это время, но Эля о ней и думать забыла, настолько тихо и незаметно она себя вела — прямо мебель какая-то, а не человек. Но теперь Эля могла видеть, что ее сестра — вовсе не мебель, мебель не умеет смеяться так громко и заразительно, сверкая зубами. Зайцева тоже смотрела озадаченно: похоже, ее тоже поразила перемена, происшедшая с Кирой.
— Ну, я пошла… Пока, девочки, — наконец сказала она, хотя до сих пор тоже обращалась к одной лишь Эле, как будто, кроме их двоих, в комнате никого не было.
С этой минуты Кира понемногу стала оттаивать. У нее начал проявляться свой характер, и этот характер не всегда радовал Элю. Например, она оказалась упрямой. И все старалась делать по-своему. Даже в мелочах она не желала уступать. Письменные задания, например, не только трудные, но и сущую чепуху, она готовила только с черновиком. По сути, делала двойную работу.
— Я так привыкла, — ответила она на Элино замечание.
— Глупо!
— Мама с папой требовали.
— Но ведь их уже нет, правда?
Кира смотрела в сторону, вся побелев.
— Пардон, прости то есть, — сказала Эля, решив никогда больше не лезть с советами. За твои советы на тебя же волком смотрят.
А однажды утром она проснулась от холода. Форточка была открыта настежь, Кира в майке и трусах, стоя на коврике, делала зарядку.
— Ну, ты даешь! — зевая, поразилась Эля. — Интересно, как это я будильник не услышала?
— А он только через полчаса прозвонит.
— Как же ты встала? Без звонка, что ли?
— Ну да. Я так привыкла.
Она привыкла! Интересно, она собирается каждое утро так ее морозить?
— А я привыкла спать до самого звонка, — с нажимом сказала Эля, — и не трястись от холода, как собачий хвост!
— Вставай, вместе зарядку будем делать. Сразу согреешься!
— Да ты что, сумасшедшая?! Закрой форточку! Я замерзла, тебе говорю!
Шлепая по паркету босыми ногами, Кира взяла одеяло со своей постели и укрыла Элю.
От холода Эля уже не просыпалась. Ее будил звонок, в комнате было свежо, а поверх ее одеяла теперь всегда лежало Кирино. И это был второй случай, когда Эле не удалось настоять на своем.
Кроме того, некоторые занятия, с тех пор как в комнате поселилась сестра, потеряли для Эли всякое удовольствие. Например, по воскресеньям Эля любила, встав попозже, сесть перед зеркалом и заняться собой. Это значило: сначала взять щетку и долго расчесывать волосы, пока они не начнут потрескивать; затем счесать их налево; полюбовавшись, опять направо; перемерить штук пять заколок; потом, приблизив вплотную к зеркалу лицо, внимательно разглядывать: вот здесь, кажется, пятнышко… а здесь морщинка — в ее-то годы! Потом… Впрочем, затем обычно раздавался призыв матери:
— Эля, завтракать!
Но настроение уже успевало установиться на высокой отметке, чтобы не спускаться оттуда целый день. Ну а теперь? Теперь все это выглядело бы, безусловно, глупым. Есть вещи, которые человек может позволить себе только наедине.
Распахивать перед сестрой шкаф и хвалиться нарядами, как когда-то мечталось, у Эли не было ни малейшего желания. Хвалиться интересно тогда, когда восхищаются. Кира восхищаться не будет, Эля в этом была почему-то уверена. Разве что похвалит разик для приличия. О том же, чтобы давать ей поносить свои платья, и речи быть не могло! Эля уже имела удовольствие, хватит. На своем собственном дне рождения.
Эля дала тогда Кире свое красное платье — вполне приличное, но отчего-то нелюбимое. Конечно, Эля видела, что Кире к лицу это платье, однако не настолько же к лицу, чтобы напрочь затмить ее, Элю, чей голубой костюм был во много раз лучше?! И в то время как Кира отплясывала танец за танцем, Эля должна была кусать губы, сидя в углу!
Однако Эля забыла одну деталь: для нее в этой ситуации не было ничего неприятного или неожиданного, просто с появлением Киры все как бы перевернулось другой стороной. Дело в том, что Эля вовсе не считала, будто она должна танцевать со всеми. Наоборот, ее партнерами могли быть очень немногие. Танцевать с Элей имел право красавчик Шамраев, надежда учителей и гордость класса, и чуть-чуть Сериков. С Наренковым, которого всегда приглашали вместе с Шамраевым, поскольку они были неразлейвода, Эля бы танцевать не пошла, да он и сам не осмелился бы ее пригласить. Тем более с Ваксмахером, который приносил потрясающие диски, однако, танцуя, по-бараньи нагибал голову прямо в пол и при каждом шаге наступал на ногу партнерше.