Так Эля и не узнала, что там было еще. Правду говоря, ей стало завидно. У нее почему-то никогда не было таких приключений, даже когда она ходила с Зайцем. Ходила! Ныла все время, шипела на Зайца, как будто та в чем-то была виновата. А затем и вовсе шлепалась на лавочку у очередного дома и заявляла: «Ну ладно, Заяц, ты уж сама как-нибудь, а? Я туточки тебя подожду». А им, видите ли, было весело!
Что еще?.. Ну да, звонки. Все чаще Заяц звонила именно Кире. Ни о чем таком особенном они не говорили. Эля слышала, но все же… И даже тогда она не забила тревогу.
— Это кто, Заяц? — спрашивала она обычно после того, как Кира клала трубку. — Мне ничего не передавала?
— Привет, — односложно отвечала Кира. И не больше.
Теперь уж Эля сомневается: были ли они и в самом деле, эти приветы?..
А в школе, за партами, все связи преимущественно стали идти по диагонали — минуя Элю. Разве не проще Кире было обернуться и взять лишнюю ручку у Эли, у сестры? Нет, обернувшись, она тянула руку наискосок, к Зайцу. Та же Заяц — уж коль пришла тебе в голову какая-нибудь хохмочка, так повернись на сорок пять градусов и поделись с закадычной подругой! Но нет: Заяц привставала, тянулась через парту, брала Киру за голову, притягивала к себе ее ухо, что-то шептала, и они вместе фыркали, давясь от смеха. И лишь когда Эля ревниво говорила: «Ну, что там у тебя?» сказанное, наконец, доходило и к ней. И таких случаев становилось все больше. Можно сказать, они сделались правилом, — а она словно ослепла! Просто это было слишком невероятно.
А заметила, наконец, Эля, когда они уже гуляли под ручку по коридору. Все зашло слишком далеко. Однако нельзя было позволить зайти этому еще дальше.
Проводив взглядом парочку, отправившуюся на большой перемене в буфет, Эля кивком подозвала Серикова.
— Ну как, Серый, на новом месте? — поинтересовалась она. Привыкаешь?
— Привыкаю, — с намеком сказал Сериков. — Только что-то не получается.
— Ну так переезжай обратно.
— Обратно! — хмыкнул Сериков. — Дудки теперь обратно.
— Ничего не дудки. Садись, и всё.
— А твоя сестра? — озадаченно спросил Сериков. Что-то такое он чувствовал странное, какое-то неудобство, но никак не мог сообразить, в чем дело.
— А сестра — туда.
— Она хочет туда? Лады! — Сериков расплылся в улыбке.
— Да не хочет она. Просто ты сам ей скажешь: я, мол, желаю на старое место. Имею полное право. Понял?
— Не.
Элю даже передернуло от возмущения: ну что за тупица! Толкуешь ему, а он как…
— Вот, — сказала она, постучав костяшками пальцев сначала по голове Серикова, а потом по парте. — Один звук. И сейчас не понимаешь?
— Не, — страдая, повторил Сериков.
— Мне надо, — раздельно проговорила Эля, — чтобы она сидела там, а не здесь. Теперь ты понял?
В глазах у Серикова что-то начало проясняться. Он посмотрел на Элю, потом огляделся и наконец понял, в чем заключалась эта странность: возле Эли не было ее тени — Зайца!
— А! Заяц! — почти выкрикнул он.
— Шшш… — дернула его за рукав Эля: к ним, маневрируя, приближался сплетник Храповицкий, притворяясь, что все его перемещения — чистейшая случайность.
— Значит, договорились, — бросила Серикову Эля, выходя из класса.
Однако ни на этой перемене, ни на следующей, ни до конца уроков ровным счетом ничего не произошло. Эля оборачивалась, бросала на Серикова взгляды, сначала гневные, потом просительные, потом умоляющие, — Сериков потел, пыхтел, мучился, краснел… и оставался на своем месте.
— Что-то у меня сумка потяжелела, — сказала Эля, когда прозвенел звонок с последнего урока, и окликнула Серикова: — Поможешь?
Они вышли вместе, Сериков нес ее сумку. Сестричка с Зайцем, разлюбезная парочка, живо умчались вперед и скоро скрылись с глаз — не оглянувшись, не помахав ей рукой! Сериков горбился и понуро вздыхал, но Эля заговорила о школьных делах, о завтрашнем сочинении, и он оживился. Проходя мимо кинотеатра, где начали показывать новый фильм, Эля сказала, что хочет его посмотреть, и они договорились на послезавтра, так что Сериков совсем растаял. И только когда они подошли к ее дому, Эля небрежно спросила, как о деле решенном:
— Значит, завтра перебираешься?
Сериков дернулся, словно ему дали под дых.
— Ну, пока, — махнула ему рукой Эля. — И не опоздай в кино!
— Постой! Я не могу так, я не обещаю, — забормотал Сериков, хватая ее за руку. — Я не могу так с человеком, не могу, ну, убей меня, не могу!
Эля наклонила голову и опустила глаза, ожидая, пока они наполнятся слезами.
— Я не буду убивать тебя, Серенький, — тихо сказала она. Потом медленно подняла глаза, полные слез: — Просто теперь я буду знать: кто-то человек, а я — нет. Я не человек. Вот как.