— Улизнула тайком, как свинья!
— Я написала. Твоим и Зайцу. — Кира расстегнула карман куртки и показала уголок конверта. — По дороге брошу.
— Мне же попадет!
— А мне какое дело? — с насмешкой сказала Кира. — Я же квартирантка. Пожила и съехала.
Обойдя Элю, она протиснулась в дверь. Потом в прихожей что-то загрохотало — кажется, она свалила полку для обуви, потом щелкнул замок, и стало тихо.
Наконец Эля была одна.
«Ну и что такого они мне сделают? — успокоила она себя. — Конечно, будут ругаться, будут кричать, чего-нибудь не купят, куда-нибудь не повезут — все это, в конце концов, можно пережить. Не смертельно, успокаивала себя Эля. — Пройдет!» Как переживала она, когда получила по контрольной пару! Прошло. На следующий день как корова языком слизнула. А какая трагедия была, когда в четвертом классе ее забраковали на киностудии! Сами же пригласили, приходила тетенька в школу, искала детей на роли, а потом забраковали! Взяли какую-то страшилу — Эля потом специально ходила смотреть этот фильм, — а ее отшили. Потом Эля даже сама удивлялась: так переживала, а теперь хоть бы хны, в кинотеатре была совершенно спокойной и безразличной. Вот с тех пор она и поняла: все проходит. «И нечего бояться, — сказала она себе. — Они ругать, а ты думай: все проходит».
Рванув заклеенную на зиму дверь, Эля вышла на балкон. Весна была поздняя, но дружная. Сияло солнце, стучала капель, бежали ручьи, и разливались необъятные лужи. Эля смотрела, как там, внизу, бредет через двор Кира. Точнее, не бредет, а топчется — из-за глубоких луж пройти было невозможно, приходилось обходить, возвращаться, снова обходить, опять возвращаться, и в итоге пройден был какой-нибудь метр.
Вот Кира и топталась, да еще с тяжеленным чемоданом. Эля видела, как одной ногой она ухнула в лужу, — наверное, проломился раскисший лед. Но злорадства не было. И надо было как-то пристраиваться жить по-новому, потому что хочешь не хочешь, а Эля уже привыкла к жизни с сестрой.
Кира топталась все там же, кружа между лужами и почти не продвигаясь вперед. Целых два квартала ей еще брести до троллейбуса. Правда, он идет прямо к вокзалу. Возьмет билет и завтра будет у бабушки. Тут в мыслях у Эли словно бы произошла какая-то зацепка: «Возьмет билет». Возьмет значит, купит. За какие деньги, интересно? Последние два рубля из той десятки, что дала ей «на дорожку» бабушка, Кира потратила на Восьмое марта, купив Элиной матери, а своей тете, цветы. Денег у Киры не было ни копейки!
«Меня не касается, — мстительно подумала Эля. — Сама заварила, сама и расхлебывай. Так даже лучше: побродит и домой вернется. С поджатым хвостом! И тогда посмотрим, чья будет сверху». Эля, чуть не рассмеявшись, представила, как Кира важно говорит кассирше: «Один купейный», а потом растерянно ищет, хлопает себя по карманам, и выясняется, что не то что на купейный, но и на плацкартный, и даже на общий денег у нее нету! «А без денег мы билетов не даем!» — сердито говорит ей кассирша. Кира берет свой чемодан, и плетется обратно…
Стоп. Опять какая-то зацепка. И Эле в один миг стало ясно: да ведь знает она, что у нее нет ничегошеньки. И поэтому все будет не так, как придумала сейчас Эля, а совсем по-другому.
Но что значит по-другому?! Не на крышу же она заберется, как мешочница из фильмов про гражданскую войну! Или, как беспризорники когда-то — Эля тоже видела в кино, — забирались под вагоны в какие-то ящики. Вылезали чумазые, с черными носами… Впрочем, сейчас и ящиков-то таких, наверное, нету. И нечего ей придумать, как ни вертись!
То ли от волнения, то ли от холода Элю пробрала дрожь. Не глянув вниз и не желая знать, что там вытворяет эта ненормальная, Эля вернулась в комнату и включила проигрыватель. Все кончено! Гуд бай. Но мысли упрямо лезли и теснились в голове, мелькали какие-то картинки, словно кадрики из фильма: вот Кира на вокзале, вот подходит к поезду… Стоп! Там же проводник! Без билета не пропустит. «Я маму провожаю», — тоненько сказала Кира с картинки и прошла в плацкартный вагон. Конечно! Проще простого соврать, что кого-то провожаешь. К девчонке вообще никаких подозрений. Вот она смотрит, — никого. Забрасывает наверх чемодан, а сама лезет под скамью. Нет, пожалуй, под скамью не годится: туда ставят вещи. Лучше на третью полку, на багажную. Сжаться в комочек и закрыться своим чемоданом.
Громкая музыка, мешая, лезла в уши. Эля выключила проигрыватель. Ну, ладно, что там дальше? Дальше они едут — все уже заняли свои места, проводник проверяет билеты. А еще дальше — Киру раскроют. Обязательно раскроют! Ведь нельзя же всерьез надеяться… Достаточно кому-нибудь повнимательнее глянуть, тому же проводнику, и вот: «А ну, слезай, кто там прячется!» Кира жмется в угол, пытается заслониться чемоданом, но ее все равно стаскивают. Начинают расспрашивать, начинают стыдить, как это принято у взрослых: такая, дескать, большая, а чем занимаешься!