Квартира казалась Варе очень большой. Ни у кого из ее подруг такой не было.
«Вот видите, кто умеет ждать, тот получает если не все, то многое», — могла бы сказать она.
Еще у Бориса была машина. Жаль, Варя не умела ее водить. Не новая, «Жигули» девятой модели. Зато имелся свой гараж.
Приобрести его помог недавно Борин папа. По крайней мере муж так говорил. Почему вдруг она об этом вспомнила? Потому что не сразу в Борино сообщение поверила. Чего вдруг его отец, который и на свадьбе-то сына не был, ушел от них с матерью давным-давно, вдруг так расщедрился? Гараж купил.
К слову сказать, у Вари был такой характер, которым она сама была недовольна. Вот, например, с этим гаражом. Ведь усомнилась в словах Бориса, а почему ему об этом не сказала? Неудобно. Не пойман — не вор. То есть она его на обмане никогда не ловила… Можно подумать, что ловить пыталась!
И вот так всегда. Скажет ей кто-нибудь явную несуразицу, хотя бы та же подруга Наташка, а Варя просто кивнет, и все. Человек же старается, для чего-то свою ложь придумывает. Чтобы Варя поверила? Ну так ей и нетрудно сделать вид. Тем более если это непринципиально. Купил гараж отец Бориса или подарил чужой дядя. Главное, что он есть. Варя, между прочим, туда кое-что из старых вещей вынесла, сложила на стеллаже. Борис не возражал, а у нее на лоджии место появилось, где она теперь свои любимые травы хранит.
Варя весь день размышляла о всякой ерунде, наверное, для того, чтобы не думать о смерти. О том, что Бориса теперь не будет, а ей придется начинать жизнь сначала.
Варины отец с матерью, приехавшие на похороны зятя, после поминальной церемонии проводили дочь домой. Мама предложила Варе остаться, переночевать вместе с ней в опустевшей квартире.
Но Варя понимала, что у родителей дома хозяйство без присмотра. Куры-гуси-утки, корова. Она была уверена, что мама от беспокойства и не заснет как следует, и будет ворочаться, и поднимется чуть свет. И всю дорогу до дома, трясясь в автобусе, будет переживать.
Все ей будет казаться, что муж Михаил, Варин папа, что-то сделает не так. Или будет доить Зорьку, да она еще лягнет его… Словом, родители не только почти никогда не расставались друг с другом, но и весьма неохотно покидали свой дом в селе, до которого им предстояло добираться больше двухсот километров на своей старенькой машине.
— Что я, маленькая, что ли? — нарочито нахмурилась Варя.
Ей хотелось бы поговорить с мамой, рассказать о своих тревогах, но это можно будет сделать, например, на следующей неделе, когда она, как обычно, поедет к родителям в Знаменское.
— Так ведь страшно одной, — говорила мама, разрываемая двумя равносильными чувствами: жалостью к овдовевшей дочери и беспокойством за свой дом.
— Чего же мне бояться в своей квартире? — недоумевала Варя. — Я ведь не в уединенной избушке живу на окраине леса, а в девятиэтажке, где со всех сторон соседи. То стучат, то кричат. Тут мечтаешь в тишине побыть…
— Так, может, ты с нами поедешь? — предложил папа.
В какой-то момент Варя заколебалась; но теперь ее квартира осталась бы без присмотра, мало ли желающих поживиться тем, что плохо лежит. Иными словами, не только хозяин квартиры умер, но и его жена все бросила и уехала…
— Я к вам на следующие выходные приеду, — озвучила свою мысль Варвара.
Успокоенные ею папа с мамой отправились к себе в Знаменское и наказали на прощание, чтобы она берегла себя, не убивалась — Бориса уже не вернуть, а выпила бы таблетку снотворного да поспала как следует. Утро вечера мудренее.
Нет, конечно, Варя понимала, что родители, давая ей такие советы, беспокоятся о ней, но где-то в глубине души мелькнуло: «Гуси с утками важнее родной дочери!»
Она тут же запретила себе так думать. Родители много лет не только себя содержат, получая в совхозе копеечную зарплату, но и дочери нет-нет да помогают…
Варя даже немного проехала от кафе в папином стареньком «Москвиче» и вышла в трех кварталах от своей квартиры. Мама с папой выбрались вслед за ней, обняли дочь, всплакнули.
— Что поделаешь, доченька, — сказал отец, — надо жить.
Варя стояла и смотрела им вслед, пока машина не скрылась из виду.
Глава вторая
В квартире, принадлежащей Борису и Варваре Будилиным, все было как обычно. Только зеркала кто-то занавесил простынями. Кто, она не могла вспомнить, но решила, что теперь уже их можно снять, потому что с занавешенными зеркалами жить было страшно.
Казалось, именно за этой белой тканью в зеркальных прямоугольниках и овалах прячется что-то нехорошее. Может, потусторонняя жуть.